— Извини, — ответила я. Он некоторое время
разглядывал мое лицо, потом лег и отвернулся.
Уснуть не получалось. Я взяла сигареты и пошла в кухню, а
потом на балкон, прихватив из прихожей куртку. Я курила и пялилась в звездное
небо, мысли скакали, как блохи, и облегчения не предвиделось. Спиной я
почувствовала движение сзади, но оборачиваться не стала. Мне и так было ясно,
кто там.
— Шикарная ночь, — сказал Равиль, и я ответила:
— Да.
— Мне жаль, что он умер. Это освободило меня от многих
проблем, но мне жаль. Я кивнула.
— Хочешь, поговорим?
— Ты не поймешь.
— Но я могу выслушать.
Я взяла новую сигарету, прикурила. Руки противно дрожали.
— У тебя крепкие нервы, — сказал Равиль. —
Когда я его увидел, тошнота к горлу подступила. Жуткое зрелище.
— Привычка, — пожала я плечами. Вранье. Никогда к
этому не привыкну.
— И все-таки у тебя жуткая профессия, девочка.
— Нормальная, — я опять жму плечами. — Лечить
людей — это нормально, ненормально убивать.
— Убил его я.
— Какая разница. — Я поморщилась. — Я влезла
в чужое, а мне нельзя. Я не имею права участвовать во всем этом. И дело не в
том, что парень умер. Я работаю довольно давно, чтобы понять, такое случается.
Для женщины каждый, кто страдает, как ребенок. Она должна помочь, защитить, это
инстинкт, если угодно. И это правильно. — Тут я поймала себя на мысли, что
говорю все это Равилю. Мне стало стыдно, я замолчала, разглядывая звездное небо,
боясь, что могу зареветь.
— Тебе нельзя быть одной, — сказал Равиль в
темноту, а я усмехнулась:
— Никому нельзя. Ты женат?
— Нет. И никогда не был.
— Почему?
— Не нашел подходящей, — засмеялся он.
— Не думаю, что у тебя недостаток женщин.
— Может быть, их даже слишком много. Но дело в том, что
наличие многих означает отсутствие единственной.
— А тебе нужна единственная? — удивилась я.
— Конечно, девочка. — Равиль засмеялся. —
Мне, как и всем, нужно одно.
— Что? — спросила я и не удивилась, услышав:
— Чтобы рядом был человек, который не продаст.
— Не так уж мало женщин, способных на это, —
заметила я.
— Наверное. Проблема в том, что я всегда хочу все самое
лучшее.
Я кивнула и опять закурила, мысли мои блуждали где-то.
— О чем задумалась? — спросил Равиль.
— В Степанакерте случай был после землетрясения: у
мужчины в доме жена осталась, от дома груда камней и дыра. Страшная. Все могло
рухнуть в любой момент. А оттуда стоны. Он плакал, ползал рядом, но не полез.
Полез чужой человек, молодой парень.
— Ты бы, конечно, полезла.
— Я не поехала за своим мужем. Осталась здесь.
— Значит, это его вина. Я не знаю, в чем дело, но
виноват он… Женщину вытащили?
— Да. Но она умерла. Ничего нельзя было сделать.
— Тебе надо было идти в манекенщицы, девочка, или в
актрисы. Зачем тебе эта работа?
— Я с детства боялась смерти. Подлая, злобная сука. Я
всегда ее чувствую. И сегодня чувствовала, когда сидела рядом с парнем. —
Мне стало стыдно, я наговорила лишнего, смешного. — Пожалуй, пора спать,
. — буркнула я, поворачиваясь, чтобы уйти. Равиль удержал меня.
— Послушай, неизвестно, как пойдут дела дальше. —
Он протянул мне листок бумаги. — Если тебе нужна будет помощь или просто
станет скучно, позвони.
— И кто мне ответит?
— Я, — улыбнулся Равиль.
Уснуть мне так и не удалось. Я размышляла о себе, о людях, в
чьей компании очутилась, и к утру поняла, что все мы здесь валяем дурака.
Положим, у нас с Люськой был для этого повод, а вот остальные удивляли и
беспокоили.
Под утро я немного задремала, разбудил меня Денис. Он
вернулся из ванной и спросил, глядя на меня:
— Как у нас, а? Все очень плохо? Я пожала плечами.
— Может быть, я не большой подарок, но… я не хочу тебя
терять.
Я улыбнулась и протянула ему руки.
Мы завтракали в кухне, все, кроме Равиля, он был в ванной.
Момент показался мне удобным, я вошла в комнату и обыскала его пиджак. Ночное
бдение заставило поразмышлять и на счет моего нежданного друга. Ничего
заслуживающего внимания там не было, за исключением водительского
удостоверения. Делиев Равиль Наимович. Я несколько удивилась. А чего я,
собственно, ожидала? С другой стороны, я достаточно взрослая, чтобы знать:
любой документ всего лишь бумага. Я собиралась положить удостоверение на место,
когда услышала голос:
— А хорошо ли это, девочка? — Равиль стоял в
дверях, вытирая волосы полотенцем. Я пожала плечами:
— Наверное, не очень.
— А цель?
— Хотела познакомиться с тобой поближе.
— Я знаю более приятный способ.
И тут зазвонил телефон. Толик снял трубку, сказал «да», и
лицо его стало смахивать на лунную радугу, так оно сияло и лучилось изнутри. Ни
у кого не было сомнений: час настал. Балашов находился в соседнем областном
центре. Мы начали сборы в дорогу.
— Тебе не обязательно ехать, — сказал Равиль.
— Как посмотреть, — ответила я.
— Разное может произойти, — пожал он плечами.
— У людей редко складывается обо мне правильное
мнение, — заметила я. — В сущности, слова — это только слова. Кому и
знать это, как не тебе?
Равиль посмотрел на меня и вдруг захохотал. Тут возникла
Люська и спросила сурово:
— Едешь?
— Еду.
— Слава богу. Не можешь ты меня бросить.
— Еще как могу. Но уж очень интересно, чем все это
кончится.
— И то хорошо. А над чем это нехристь так хохочет?
— Над своей доверчивостью.
— Гляди-ка, с юмором мужик.
