– Сева? – Лицо Даниила Георгиевича немного вытянулось, и он перевел взгляд с сына на Ирвинга.
– А ты тут какими судьбами? – буркнул Сева в ответ.
– Доброй ночи всем, – поприветствовал Ирвинг. – Какая неожиданность! Одного из воспитанников только что в срочном порядке пришлось увезти в городскую здравницу. Слишком серьезная форма Лисьей Хвори. Поэтому ваш отец здесь. – Последнюю фразу пожилой колдун любезно адресовал Севе, тот осекся и уставился в пол. – Александр, я получил твое послание. Я думаю, нам стоит перейти сразу к делу.
– Эти ребята пришли сегодня ночью. – Странник указал на ребят. – Они утверждают, что знают, как добраться до Водяной колдуньи. Полагаю, надо дать возможность им самим все объяснить.
– Для начала давайте сядем. – Ирвинг обвел рукой стол, возле которого стояло как раз семь стульев. – Неужели это правда? Вы знаете, как найти Полину Феншо?
– Да, – кивнул Сева.
– Да рассказывайте же скорее! – воскликнула Маргарита.
– В общем, – начал Митя, взглянув бегло на друга, – Полина позвала его во сне.
– Не понимаю, – сказал Ирвинг.
– Я призванный оборотень, – тут же отозвался Сева. – И она была…
– Стойте! – Послышался скрип стула, и Даниил Георгиевич предостерегающе вытянул вперед руку. – Что бы ты ни собирался сказать дальше, знаешь ли ты, что призванному оборотню нельзя раскрывать своей тайны до тех пор…
– До тех пор, пока обряд перевоплощения не завершится полностью? – закончил Сева. – Обряд завершился. Я могу говорить. – Митя заметил, что лицо целителя побледнело, он весь подобрался и напрягся. – Водяная колдунья была хранителем моего человеческого облика.
Плечи Даниила Георгиевича слабо опустились, он поправил очки, и отчаяние на его лице проступило решительнее.
– Вы не могли бы пояснить, какой именно был обряд и в какое животное вы теперь превращаетесь? – прогнусавил Жаба со своего места.
– Не думаю, что прямо сейчас это важно, – возразил Ирвинг.
– Нет, важно отчасти. – Сева скользнул взглядом по отцу и продолжил: – Я превращаюсь в птицу, в коршуна.
– Вот как… – Тревога заиграла и у Ирвинга в глазах. – И обряд…
– Обряд стал возможен благодаря перу Финиста.
– Перу Финиста? – озадаченно переспросил Густав Вениаминович, разводя руками.
Ирвинг тем временем повернулся к Даниилу Георгиевичу:
– Вы говорили, помнится, что семейная тайна похоронена. Что после Посвящения вам нечего открыть сыну, потому что следы семейных секретов давно утеряны.
– Все так и есть, – признался целитель.
– Да, так и есть, – подтвердил Сева. – Я сам отыскал Финиста. Птица звала меня еще в раннем детстве… Но я хочу продолжить. О Водяной… У нее есть перо, с помощью которого я мог вернуться в человеческое тело.
– Черное? – вскрикнула Маргарита, будто что-то вспомнив или о чем-то догадавшись.
– Она должна была взять это перо в руку и позвать меня. Я мог услышать этот зов, где бы ни находился… понимаете? И он вел меня к ней.
– Но почему она мне ничего не рассказывала? – с досадой перебила Маргарита.
– Если бы она это сделала, превращение могло бы привести его к смерти, – сухим, неживым голосом произнес Севин отец.
– Но почему она на это согласилась? – Колдунья уставилась на Митю с Севой.
– Сейчас не время это выяснять!
– Она не знала… всех подробностей, – признался Митя.
– Вернемся к обряду! – сказал Ирвинг. – Сева, вы говорите, что зов вел вас к ней, где бы вы ни были? – Глаза его вспыхнули огнем надежды. – Она звала вас во сне? Вы об этом говорили?
– Да, он спал и вдруг обернулся птицей и стал биться в окно, – оживился Митя.
– Но разве обратное перевоплощение характерно в этом случае? – встрял Жаба. – Я имею в виду – из человека в животное, а не наоборот?
– Никто не знает. Случаев призыва оборотней с помощью пера Финиста давно уже не было, – ответил Даниил Георгиевич.
– И вы думаете, – Ирвинг вновь обратился к Севе, – что зов Водяной колдуньи может привести вас к ней, как бы ни было заколдовано и засекречено место, где ее прячут?
– Я уверен в этом! – воскликнул Сева. – Если я не могу преодолеть преграду, такую, как оконное стекло, я все равно знаю, куда нужно двигаться, знаю, где искать.
– Это прекрасно! – Ирвинг с прояснившимся, посветлевшим лицом решительно поднялся. – В это трудно поверить! Это самая лучшая новость за долгое-долгое время.
– Если Водяная сможет снова позвать его, мы должны быть к этому готовы. – Александр Владимирович тоже встал.
– Есть, правда, одно затруднение… – неуверенно сказал Митя. – Когда человек становится полноценным призванным перевертышем, он перестает откликаться на этот так называемый зов тем самым образом, каким откликался на него раньше. То, что произошло сегодня с Севой, произошло с ним во сне, в то время, когда он ничего не осознавал, ни о чем не думал. Но если, допустим, Полина позовет его прямо сейчас, он, скорее всего, перестанет слышать ее зов, чувствовать ее, как только превратится в птицу. Понятно, что в таком виде, в человеческом облике, он недалеко уйдет.
– Еще иногда я путаю этот зов с чем-то другим, – сказал Сева, бегло глядя на отца, который во время всего разговора следил за ним тяжелым, разочарованно-удивленным взглядом. – Когда проклятие начинало особенно действовать на нее, вызывая приступы, мне казалось, что я тоже слышу ее зов… Хотя если мне удавалось увидеть ее в это время, ощущение пропадало.
– Есть ли тогда какой-нибудь выход? – спросил Ирвинг. – Можем ли мы как-то использовать ее зов?
– Есть, конечно, – медленно кивнул Жаба.
– Да, – подтвердил Сева словно через силу. – Я думаю, мне следует дожидаться следующего зова в облике коршуна. Именно в том теле мне легче контролировать превращения, и я смогу пробыть птицей до тех пор, пока не доберусь до нее.
– Но… здесь есть какая-то трудность, не так ли? – Ирвинг понизил голос и пытливо взглянул на Севу, заметив неуверенность в его голосе.
– Естественно! – довольно язвительно воскликнул Даниил Георгиевич, молчавший до этого. – Если это можно назвать трудностью. Призванные оборотни-птицы испытывают нечеловеческую боль как во время превращения, так и во время пребывания в чужом теле. Да, а что вы хотели? Умение летать должно доставаться непросто! Верно же я говорю? – Он повернулся к сыну.
Митя вздрогнул и взглянул на друга – Севины глаза сверлили стол. Митя тут же вспомнил, как странно иногда вел себя Овражкин, вновь вернув облик человека: словно не чувствуя холода, он по несколько долгих минут сидел на земле бледный, с болезненными темными пятнами на лице, взгляд его был пуст, зубы плотно сжаты. Вот, значит, почему. Он не мог пошевелиться из-за непривычной боли!
