— Папуль, а когда поймают, сфотаться с ней можно?
— С кем? С лешачихой?
— Ну да! Чтоб потом в Интернет выложить?
При Зарубине он не стал ругаться на дочку, и видно было, относится к ней ласково.
— Это к учёному, — кивнул попутчик. — Думаю, он позволит...
Натаха состроила глазки гостю.
— Вы позволите сфотаться?.. Я с Дедом Морозом уже фоталась!
— Я вот тебе дам, — несурово пригрозил отец, верно, вспомнив Интернет. — Нашла с кем... Иди, помогай матери.
— Поймаю — позволю! — пообещал Зарубин. — Даже верхом покататься.
— Верхом на лешачихе?! — восхитилась она, однако сникла под взглядом родителя и удалилась на кухню.
— Часам эдак к пяти подъедешь к базе, остановишься и километре, — продолжил наставлять бывший егерь. — Машину в лес загони, чтоб не на глазах... Сам иди к Пижме, засядь в кустах и карауль. На заходе дива придёт. Или по другому берегу, или по твоему. Тут как повезёт. Она сейчас каждый день возле базы трётся... Увидишь — лови! Только не стреляй — бесполезно, пуля не берёт.
— Так прямо и ловить? — переспросил он.
— А что?.. Делай что-нибудь. Вали на землю, связывай. Не знаю, я ни разу не ловил. Может у вас, учёных, есть приёмы, способы... Она не кикимора, мягкая, шерстяная, рук не порежешь.
— Говорят, четырёхметровая! Столбы из земли рвёт.
— Ну, с бабой как-нибудь сладишь. У них одно слабое место...
Назвать, какое, он не успел, ибо жена внесла стопу блинов с рыжиками, варенными в сливках, и наконец-то присела к столу. Хозяин поёрзал.
— Сам бы пошёл с тобой... Да картошку копать надо, и так опоздали.
У Зарубина от его речей как-то сразу аппетит отбило, хотя глазами бы всё съел. Такие блины с рыжиками готовила бабушка, и в другой раз он бы половину стопы смёл, но тут кое-как проглотил пару и ощутил смутное беспокойство. Разум противился, чтобы верить в существование леших, но струна иронии, насмешки была уже перетянута. Чтобы оценить и прочувствовать, где тут правда, в где хитроумное надувательство, надо было проветрить мозги, избавиться от липкой пелены наваждения.
— Благодарю за обед, — он встал. — Всё было вкусно... Мне пора!
— Дак и не поел ничего, — встрепенулась хозяйка. — Может, с собой завернуть? Тебе сила понадобится!
— Спасибо, не надо.
Всё семейство вышло на улицу провожать, тётка не унималась:
— Гляди уж там, поосторожней. С нечистой силой схватишься! Крест-то на тебе есть?.. Вот, возьми! — сунула в руку пакетик. — Тут ладан. Если что, ладаном её, все черти боятся. Смирные делаются...
Параллельно Зарубин выслушал наставления хозяина, как найти владения Недоеденного, сел наконец-то за руль и помахал дочке, которая уже была в резиновых сапогах и с вилами в руках.
— А Натаха у нас красавица! — тётка засунула голову в кабину. — И работящая! Приедешь ещё, полюбуешься, дак, может, и в Москву с собой возьмёшь! Ты не стесняйся...
Муж вынул её из окна, стал что-то выговаривать, но Зарубин уже не услышал, потому как с места взял скорость, выбросив из-под колёс тучу песчаной пыли.
На обратном пути, проезжая мимо Пижменского Городка с единственным жилым домом Дракони, он внезапно заметил ещё одну дорогу, с тыльной стороны, без асфальта, недавно отсыпанную и вполне приличную. Свернул на неё и узрел совершенно иной ракурс — процветающая европейская деревня: ухоженные жилые домики с палисадами, асфальтовые дорожки и обилие цветников с георгинами. Посередине стояло модульного типа строение, будто на современной американской ферме, покрашенное в голубой цвет и стерильное даже снаружи. Вокруг ухоженный, стриженный газон, отдельные блоки с трубопроводами, вентиляционные короба, и всё дышит, действует как единый организм. Скорее всего, это и был маслозавод, где производили масло для кремлёвского общепита. Фасадный вид из-под горы с руинами и чертополохом был всего лишь прикрытием, чтобы отпугивать проезжающих.
Все эти чудеса в недрах запустения и разрухи охраняли автоматический шлагбаум и две видеокамеры, нацеленные, как пушечные стволы.
Зарубин перед ними и остановился, полагая, что сейчас к нему выйдут, однако кругом было ни души, и похоже, камеры стояли тут для острастки. Тогда он достал коробку с подарком Фефелова и пошёл за шлагбаум. В это время из крайнего блока вышла женщина в белом халате и с марлевой повязкой на лице, более похожая на доктора, чем на колхозницу. Зарубин вежливо поздоровался, но спросить ничего не успел.
— Это ещё что такое? — грубовато спросила она. — Ну-ка, выйди! Выйди отсюда!
Принимали в этом колхозе, прямо сказать, неласково, Зарубин отступил за шлагбаум и вежливо поздоровался.
— Как бы увидеть хозяйку, Диву Никитичну?
Женщина чуть отступила, смерила недоверчивым взглядом и оттянула маску на подбородок.
— Это я. Что нужно?
Никакой особенной красоты, разящей наповал, Зарубин не заметил: миловидная и самоуверенная особа лет за тридцать...
— Я привёз вам подарок от Фефелова, — он протянул коробку. — Вот, возьмите.
— Какого Фефелова? — вдова чуть сбавила напор. — Который из Москвы, что ли?
— Из Москвы, на охоту сюда приезжал...
Она говорила громко, чуть развязано, в поведении чувствовалось внутреннее простодушие, смешанное с барской, даже царской брезгливостью.
— Вот неймётся мужику! — усмехнулась Дива Никитична. — А что прислал-то?
— Не знаю, — сказал Зарубин. — Просил передать...
Она посмотрела на свои стерильные перчатки.
— Ну-ка, открой!
Разрезать упаковку пришлось ножом. В коробке оказалась ещё одна, такая же круглая, но обтянутая бар- хитом, как ларец и явно антикварного вида, на замочке и с золотым ключиком на тесьме. Подарок, кажется, Диву заинтересовал.
— Ишь ты, какая красивая... И что там внутри?..
Зарубин отомкнул замок и осторожно открыл ларец — там, в ложе из белого шёлка оказались серебряные, с позолотой, пяльцы для вышивки и стеклянная коробочка с набором золотых игл самой разной длинны и конфигурации. Сказать честно, вещи дорогие, старинные, и Дива, увидев всё это, восхитилась:
— Какая прелесть! Генеральский подарок... Ценная, должно быть, вещица?
— Антикварная.
В следующий миг она потеряла интерес и превратилась в избалованную вниманием барышню.
— Какие назойливые мужчины, — вымолвила она с жеманностью богатой невесты. — Знают, что не принимаю, и всё равно подарки шлют...
Снова спряталась под маску и хотела уйти.
— И что мне теперь с этим делать? — спросил Зарубин.
