— О, сегодня у нас на тризном пиру будет мужчинка!
И тут же его впрягли откупоривать бутылки с вином. Возле костра им становилось жарко, они скидывали халаты и сверкали телами, будто на черноморском пляже.
Поленица лишь довольно улыбалась, помешивая веслом грибное варево в котле — запах стоял ядовитый и мерзкий, но вдыхали его с удовольствием. Пир начался с поминальной речи дивы, которая перечислила все регалии усопшего председателя, добрым словом вспомнила дороги, построенные им, разведённое стадо французских коров и даже новенький маслозавод, откуда продукция поступает в Кремль. В общем, говорила скучно, как на собрании, однако женщины вдохновенно взирали на поле- 11 ицу и всё норовили непременно с ней чокнуться гранёным стаканом. На какое-то время про Шлопака забыли, занятые выпивкой и закуской, и у него возникла даже шальная мысль сбежать, ибо алкоголь он на дух не переносил. Улучив момент, когда доярки встали возле костра, поднимая уже по второму стакану, целитель отступил к опушке леса, и тут на пути встали пришельцы в униформе. Они показывали на костёр, и их знаки были выразительными: Шлопаку предписывалось быть с женщинами.
Гуляющей независимой походкой он вернулся к центру поляны и тут попал в руки диве.
— Вот он, голубчик! — подняла одной рукой и притиснула к груди. — Пахнет, как настоящий! Предлагаю, девоньки, выпить за душу настоящего мужчины Алфея Никитича и занюхать мужичком!
Сама выпила, занюхала и передала в другие руки.
— Я бы даже им закусила, — созналась доярка, вожделенно нюхая и покусывая Шлопака. — Жирненький такой!
И ловко так сдёрнула с него одежду.
— Отравишься, — сказала дива. — Он же ядовитый, кик поганка!
Женщины, как всегда, наперебой стали предлагать свои рецепты приготовления:
— А если вымочить и отварить? С чесноком?
— Можно натереть солью и перцем.
— В уксусе подержать! И отбить как следует.
— В соусе замариновать...
— Да ладно, скоро грибная солянка поспеет!
Целителя пустили по кругу, передавая из рук в руки,
нюхающие его щекотливые носы ничуть не возбуждали, и Шлопак чуть ли не молился, чтоб скорее поспела солянка. Некоторые сладострастные доярки не только нюхали, но и покусывали, а иные заставляли его выпить и подносили стакан к губам. Он сначала сопротивлялся, однако сладить с возбуждёнными подвыпившими женщинами оказалось невозможно, тем паче некоторые предлагали опустить трезвенника в котёл— сдобрить варево. И спас лишь летучий консилиум, установивший, что солянку можно таким образом сильно испортить.
Первый глоток коньяка встал колом, но уже второй пролетел соколом, а после третьего Шлопак сам стал занюхивать выпивку доярками.
И наконец-то поспела солянка! Женщины враз потеряли интерес к целителю, похватали миски и встали в очередь. Поленица, как хозяйка пира, работала черпаком и щедро разливала смертельное по ядовитости варево. Однако доярки вкушали его, словно божественное блюдо и перевоплощались, становились манящими и сияющими! Но Шлопак помнил, что это преображение — результат возможного действия алкоголя, когда все женщины кажутся красивыми.
А они тем временем, вкусив ядовитых грибов, откуда-то взяли пластиковую метлу и начали учиться летать на ней: кажется, полёты ведьм входили в программу тризного пира. Доярки по очереди садились верхом, разгонялись, подпрыгивали, и у иных получалось пролететь по воздуху пару метров — мешали толстые задницы, тянущие к земле. Эта забава вызывала взрывы веселья и была настолько популярной, что женщины забыли даже про напитки и закуски. Образовавшуюся пустоту возле костра с котлом заполнили пришельцы; они встали в строгую очередь, словно патроны в обойму. Придвигаясь к диве, орудующей черпаком, инопланетяне вынимали из-под униформы гофрированные шланги г раструбом-присоской, как у самолётов при дозаправке н воздухе или как у оперированных больных с удалённым пищеводом. Поленица выливала туда черпак, пропихивала пальцем застревающие грибы, и на кукольно-неподвижном лице гуманоида появлялась гримаса, напоминающая японскую улыбку.
Когда волонтёры получили свою порцию яда, женщины наупражнялись с метлой, опять проголодались и полезли к котлу уже без всякой очереди, подавая миски через голову и сами хватались за черпак. Поминальных речей больше не произносили, хотя Драконю вспоминали, тризна превращалась в пикник. Шлопак в вакханалии не участвовал и, хотя от выпитого кружилась голова, всё равно боролся с искушением до тех пор, пока вдруг не узрел, что дива будто бы уменьшилась ростом. Или он вырос! В общем, стала вровень с ним, однако властности ничуть не убавилось. Поленица поднесла ему миску варёных поганок и подала ложку.
— Ешь! — завлекающее приказала она, представ во всей своей прелестной красе. — И я тебя поцелую.
Шлопак знал, что отравится, и как приговорённый к смерти, но зачарованный, хлебнул грибной солянки...
Что было потом, он не помнил, в том числе и поцелуя дивы. Очнулся уже после пира, разбуженный сильным приступом похмельной жажды. Рассудок его был уже в критическом состоянии и колебался на грани затухания. Он ещё понимал, что находится среди топких болот,
Однако требовал выпить и уходить с острова не хотел — ждал возвращения женщин. Что за компания проводила здесь пикник, оставалось загадкой, но ясно было одно — •то не местные доярки, а скорее и в самом деле ведьмы, съехавшиеся сюда из разных мест. Сквозь безумие у Шло- пака прорывались некие реальные детали и мотивы пережитых событий, однако всё равно напоминали бред. Тем паче целитель ревниво упрекал Боруту, что тот, давно имея дело и отношения с дивой, то есть с поленицей, скрыл от него свои отношения. А сам не раз даже под юбку к ней заскакивал! И обвинял в нарушении корпоративной этики и обязательств: когда Данилу производили в академики, то подписали договор о взаимной открытости и полной доступности своих источников информации. Борута клялся, что не бывал ни у кого под юбками, однако уже понимал, что это бесполезно.
И всё же ближе к вечеру он уговорил Шлопака покинуть Дор хотя бы на время, чтобы привести себя в порядок. Вытаскивать его с острова пришлось чуть ли не вручную, сам рисковал провалиться в трясину и академика утянуть за собой. Какими путями шёл, не помнил, повиновался интуиции и третьему, ещё не рождённому глазу, но всё же выпер целителя на сушу. Оказавшись в коляске «Харлея», тот начал капризничать, требовать немедленно добыть виски, но тут Борута уже взял ситуацию под контроль. Чтобы усмирить возбуждённую страсть алкоголика, он повёз Шлопака с ветерком по ухабистым дорогам и почти выветрил синдром. Однако похоже, вышиб остатки разума: академик требовал теперь везти его в Москву, чтобы по горячим следам дать интервью на телевидении о состоявшемся контакте с потусторонними силами и пришельцами, которых он видел воочию, о том, что они обожают наши земные поганки и являются прообразом будущего человечества.
Данила всё же предполагал, что Шлопак, вкусив напёрсток спирта, сорвался с тормозов, ушёл болтаться по острову и наткнулся на гуляющую компанию местных баб, которые любили иногда оторваться от мужей и погудеть на природе. Или, может, в самом деле устроили поминки по председателю. Конечно, доярок на ферме было всего три-четыре, доили коров по современным технологиям, но в сознании несчастного целителя могло двоиться и троиться. А выпившие пижменские женщины в определённые дни полнолуния или в предменструальный период превращались в истинных ведьм и были способны на всё, в том числе и занюхивать спиртное живым мужиком. Не зря учились летать на метле! И вот на такую компанию мог вполне нарваться романтический столичный целитель.
