Она свернула на уазовский след и пошла сухим краем старой дороги в сторону лабаза! Когда уходила в первый раз, Зарубин даже не заметил этого, и тут попытался остановить.
— Погоди! — запоздало окликнул он. — Ты куда идёшь?
— Домой, — обескуражено отозвалась вдова. — А что? Уж не подвезти ли меня хочешь?
— Но там же... подкормочная площадка. Там медведь на поле пасётся!
— Что ты, дяденька, — пропела Дива. — Там наша деревня. Да ты совсем потерялся. Нет здесь ни площадок, ни медведей.
— Где же они? — растерянно спросил Зарубин.
— Это ты у Костыля спроси. Я ведь на охоту только за волками хожу...
— А как на базу проехать?
Он точно помнил, откуда приехал, но вдова указала совсем в другую сторону.
— Вон по той дороге! Видишь, трактором наезжено?.. Да левей, левей гляди! Ну куда ты смотришь? Где мелколесье, там!..
Внимание отвлекала, заговаривала: пока Зарубин высматривал на травянистом бугре приметы дороги, Дива Никитична исчезла! Видимо, скрылась в молодом густом сосняке, затягивающим узкие колеи, — только затронутые ею ветки качались.
И ещё осталось послевкусие от парного молока.
Он курил редко, и только трубку, привыкнув к ней в памятной командировке на Уссури, потому что взращивал там грядку настоящего турецкого табака, оставленную ему предыдущим наблюдателем. Такого вкусного зелья было не купить даже в фирменных московских магазинах, и он держал в машине несколько брикетированных пачек «Золотого руна», вкус которого слегка напоминал уссурийский самосад и мог перебить любое послевкусие.
И только раскурив трубку, он обнаружил, что уже десятый час и ненастные сумерки заволакивают пространство. Как-то незаметно время прошло! В другой раз он бы не сунулся по едва приметному следу УАЗа: через полчаса стемнеет. Самое время ехать на базу, пока машина стоит в старой колее и на фоне тускнеющего неба видна строчка столбов. Однако Зарубин был уверен, что Дива Никитична ошиблась, показывая ему дорогу на базу, и сейчас идёт в сторону лабаза, никакой деревни там быть не может! Или умышленно послала его по ложному пути.
Зарубин поехал следом за вдовой, намереваясь догнать где-нибудь за поворотом, — не догнал и через два километра. Давно бы уже должны показаться овраг и поле с овсом, но впереди лес только сгущался, а под колёсами змеилась нахоженная тропа, которой прежде не было. Он всё ещё надеялся её догнать, поэтому поехал дальше, размышляя, что бы значила эта будто бы случайная встреча. Может, в самом деле вдова захотела испытать учёного, напоить молоком, якобы предназначенным русалкам? Знает, что Зарубина уже напичкали байками про дивьё лесное, про столичного целителя, вот и решила проверить на вшивость — струсит или выпьет?
Но тогда зачем предупреждать, что возможен вред от молока?..
Он не мог поверить, что впереди мелькает деревня, даже когда увидел редкие огоньки фонарей. И только оказавшись на улице, обрадовался и обескуражился одновременно: прошло ощущение невесомости, под ногами чувствовалась твердь, но разила наповал мысль, как он здесь очутился. Деревня оказалась знакомой, с заброшенными силосными ямами, и на другом её краю было с десяток жилых домов, и всё-таки Зарубин на всякий случай спросил, как проехать к Костылю. Весёлый мужик у колодца с удовольствием объяснил, по каким дорогам ехать и где сворачивать, вдобавок ко всему вдруг зарабо-тал навигатор, вычертив маршрут до базы — то есть затмение разума и у него благополучно закончилось!
В двенадцатом часу ночи, когда Зарубин вернулся на базу, там царил праздничный, почти новогодний переполох. В свете многочисленных прожекторов по территории расхаживал снежный человек, а вокруг него суетились и ликовали прибалтийские сборщики грибов, снимая всё это на телефоны и камеры. Добропорядочных семейных пар, да ещё с подростками, было немного, основная масса — одинокие женщины от тридцати, и вот они-то отрывались по полной программе, смешавшись с детьми. Внешне холодные прибалтийки оказались женщинами пытливыми, весёлыми и даже озорными, поскольку старались отыскать у снежного человека гениталии.
Егеря не просто надули куклу, но теперь отрабатывали её движения: четырёхметровый леший ходил прямо, нагибался, присаживался и норовил поймать руками суетящихся возле зрительниц. И по движениям казалось, будто кукла живая! Произведённое в Китае чудище оказалось среднего рода: вроде бы и груди обозначены, и есть что-то между ног, по крайней мере, белобрысые литовоч- ки находили некий отросток, но думали, что это сосок, через который надувают нижнюю часть куклы. Прощупать толком никому не удавалось, леший хохотал голосом егеря, брыкался, и у него получалось даже дать пинок резиновой мохнатой ступнёй в чей-то умышленно подставленный зад.
Взрослые просто веселились от пережитого недавнего страха, а подростки норовили укусить куклу за ноги, их отгоняли егеря, поскольку резина была тонкая и кому-то уже удалось прорвать её зубами.
Ворота базы оказались распахнутыми настежь, поэтому Зарубин без остановки въехал на территорию и поставил машину на служебную стоянку. Несколько рабочих в празднестве не участвовали — загружали рефрижератор свежезамороженными грибами: Европа ждала экологически чистый червивый деликатес. Погрузкой руководил поцелованный йети Эдик, который на вопрос, где Костыль, неопределённо махнул рукой в сторону беснующейся толпы. Оказалось, в честь поимки лешего был временно отменён сухой закон, и хозяин базы выставил дармовое угощение, иначе, по-европейски, называемое фуршетом. Однако сам был не очень-то весёлым.
— Ну что с полем? — он налил водки в бокал и подал. — Поехали грузить?
— Грузить рано, — сказал Зарубин, но бокал взял.
— То есть промах? Или подранок? Я выстрел слышал.
— Это не мой выстрел, — он подставил ему под нос ствол карабина. — Нюхай.
Охотовед нюхать не стал, но повеселел.
— Дракоши-бракоши резвятся. Их лешим не напугаешь... Неужели не вышел?
— Пока площадку искал — опоздал, — признался Зарубин. — И выстрела не слышал.
— Как же не слышал? В твоей стороне стреляли!.. Ты где был-то?
— Сам не знаю! И дорогу вроде запомнил...
— С полей на бугор поднимаешься — и от столбов вправо, — объяснил Костыль. — Мы же ездили, колею хорошо видно...
— Нашёл я бугор со столбами... Но там за перелеском дорога наезженная.
— Откуда там дорога?..
— И распаханных полей нет? — Зарубин про летнюю дойку умолчал. — С озимыми?
— Какие озимые? Глухой угол!
— А дорога к реке выходит?
— Не выходит! — рассмеялся уже Костыль. — Тебя где носило, Игорь?
— Леший водил, — ухмыльнулся тот. — Завтра поеду разберусь...
— Леший теперь по базе ходит! Ладно, не ты первый там блудишь, место такое... Ну всё равно, давай замахнём. За твоё везение! Приехал и лешего поймал! Ты прав, Игорь, всё в наших мозгах. Уважаю!
