— В общем, как всегда...
— Но если хоть слово об этом напишешь! — шеф хищно блеснул очками. — Придётся искать работу. И псевдонимом не прикроешься, Игорь Сергеевич. Как тебя там? Баешник?
Опытный, прожжённый чиновник умел показывать свою информированность в те мгновения, когда её не ждут, чем мог и с ног сбить. Но Зарубин был непрошибаем: ещё когда занимался боксом, определил для себя в качестве лучшей защиты полную открытость.
— Баешник, — подтвердил он, не моргнув глазом. — Спасибо, что предупредил.
— Я рассчитывал на тебя, Игорь Сергеевич, — возмущённо заговорил Фефелов. — Если что, Госохотконтроль на тебя оставить. То есть завещать своё кресло... Это не нарушение корпоративной этики, это пахнет предательством.
Нет, умирать шеф не собирался, а вот сесть на место руководителя департамента министерства мечтал, и об этом знали все.
— Можно уже начинать? — серьёзно спросил Зарубин.
— Что начинать?
— Искать работу?
Шеф протянул длинную, вдумчивую паузу и решил сменить амплуа диктатора на либерала.
— Мне эти королевские охоты тоже в печёнках сидят, — ворчливо пожаловался он. — Стало модно угощать охотой. В казну хоть бы двадцать копеек заплатили. И всё обеспечь: авиатранспорт, проживание, охрану, оружие. Теперь вот ещё и защиту от снежного человека! Как в советские времена! Будь моя воля, я бы такое написал...
Зарубин ощутил себя прощённым за все прошлые грехи по поводу выноса сора из избы Госохотконтроля.
— Напиши!
Шеф обсуждать это не стал, и стёкла его очков перестали поблёскивать.
— Смотри не проколись на деталях. И помни о сроках. Король приедет в течение недели.
Хотел уже уйти и унести коробку с собой, но у дверей словно вспомнил о ней, хотя всё время не выпускал из рук. И как-то сразу угас высокопоставленный начальственный голос.
— Ещё будет личная просьба. Найди там ферму Дракони и купи упаковку сливочного масла. Только нефасованного, большим куском.
— Не проблема, — осторожно сказал Зарубин, чуя, что дело тут не в масле.
Но Фефелов словно забыл, что угрожал увольнением, пустился в восторженный, если не сказать, восхищённый рассказ, как местный мужик, дважды Герой Соцтруда и бывший председатель колхоза, наладил выпуск не просто известного вологодского масла, а создал особенный продукт. Да такой, что местный губернатор добыл ему современное маслодельное оборудование и договорился о поставках его в подмосковный совхоз Непецино, откуда оно уже под другой маркой попадало в кремлёвский общепит. Будто съешь утром бутерброд, душа на целый день смазывается и не скрипит. Но у этой байки про масло оказался неожиданный конец: сам дважды Герой Драконя надорвался на работе ещё в колхозные времена, получив два инфаркта, и скоропостижно скончался в прошлом году от третьего. Однако вдова дело знает, хозяйство процветает, и сама она — цветущая женщина, но перья можно не распускать: ощиплет, ибо по характеру ещё круче принцессы. И вот ей-то как раз и следует передать подарок — так, ничего не значащий презент, знак уважения.
Рассказал всё это, и вдруг отягощённый лирическим отступлением, вернулся к столу, сел, как обыкновенный посетитель, и снял очки.
— Принцесс живьём ты не видел, — начал он совсем необычно. — И таких женщин не встречал...
— Таких это каких?
У шефа был явный литературный талант: образы рождались мгновенно, и всегда оригинальные. Зарубин так не умел.
— Как парное молоко...
— Как парное мне не нравится, — признался он, понимая слова шефа как намёк на его образование, полученное в Молочном институте. — Люблю, чтоб были охлаждённые...
— Охлаждённые — это как? Сдержанные, что ли? Фригидные?
Зарубин не хотел говорить с шефом о личном, выразился скупо:
— Парное скисает быстро.
Фефелов попытался уловить скрытый смысл — не уловил.
— Потому и холостяк, — философски заключил он и встряхнулся, явно пожалев о сиюминутной слабости. — В сорок лет это означает крайнюю степень эгоизма. Охлаждённые ему нравятся... Может, сам простуженный?
— Да мне просто не везёт на этой охоте...
— Давно хочу спросить: что у тебя с носом? — как-то скучно спросил шеф, явно желая перевести тему разговора. — В аварию попадал?
— Боксом занимался...
— Да ну? И что, сломали на ринге?
— В ранней юности ещё. Потом погоняло дали — Ломоносов...
Фефелов слушать про бокс не захотел, положил коробку на стол и сказал обыденно:
— В общем, вручи. Вдову Дивой Никитичной зовут. Такое странное имя... Не забывай: король будет на текущей неделе. Лично я отвечаю за безопасность охоты.
— Может, тогда сам и съездишь? — предложил Зарубин как последнее испытание. — Парного молочка попьёшь, подарочек передашь. Да и маслица прикупишь!
Шеф замер на несколько секунд, потом вскинул голову.
— Ты натуральный циник, Игорь Сергеевич! Бес-искуситель... Знаешь ведь, министр и на сутки не отпустит.
На самом деле Фефелова никто не держал, прежде всего министр, и об этом знали все сотрудники. А также знали, что к концу грядущей недели, скорее всего в выходные, состоится назначение на должность руководителя департамента министерства, и в такой ситуации лучше не уезжать из Москвы, избегать всяческих рисков, быть всё время под рукой и на связи. Потому что желающих занять место около дюжины — это только те, что были известны и ждали очереди. Министр мог запросто притащить «варяга» со стороны, и тогда продвижение стопорилось намертво — было от чего волноваться! Зарубин тоже стоял в неком резерве и должен был ждать и молиться, чтоб шефа скорее повысили, и тогда бы он, при счастливом сочетании небесных светил, сел в его кресло. Но он ничего не ждал и тем паче не молился, поскольку этим занимались добрых полтора десятка сотрудников, и шансы у них были на порядок выше, а всё из-за опубликованных баек их автора — Баешника.
Тон шефа стал приказным — неотвратимость предстоящей командировки была с блеском закреплена!
— Езжай ты, доверяю, — сказал тот. — И ещё помни о строгой конфиденциальности.
Уже потом, когда Зарубин по дороге на Пижму подсадил попутчиков, семейную пару, и совершенно секретную, но уже пространную, с деталями, информацию о будущей королевской охоте услышал из их уст, чуть ли не давился от хохота и камуфлировал его под гримасы, будто болит зуб. Это было замечено, и от тётки даже поступил совет обратиться в тотемскую больницу. Зарубин подобрал их на перекрёстке следов грейдера, среди тайги глухой, где близко и деревень-то не было, зато лесовозных дорог, развилок, перекрёстков великое множество, иные, торные, наезженные, вели в никуда. Стояли попутчики у обочины, как два гриба на толстых ножках, с тяжёлыми сумками, голосовали неумело, и он бы не остановился, коль знал, где и куда свернуть. Но тут указателей нет, дело к вечеру, навигатор будто с ума сошёл, бормочет, что сбились с маршрута, и в обратную сторону посылает: спутник в космосе тоже запутался в пижменских просёлках. Вот и пришлось прихватить первых встречных, чтоб дорогу показывали, хотя подсаживать пассажиров было нежелательно: руководство пыталось скрыть появление в этом браконьерском краю сотрудника Госохотконтроля, чтоб никто в лицо не знал. И одновременно настоятельно требовало провести некую скрытую разведку, дабы выяснить, что в народе говорят по тому или иному случаю.
