Костыль выпил, а у Зарубина после молока в желудке всё ещё разливалась благодать и в голове светился лёгкий хмель — ни водка, ни пища не полезли бы.
— Не хочу пока, — уклонился он.
— Да пей! — и сказал по секрету. — Прибалты платят за спиртное — награда за поимку лешего! Женщины от тебя в восторге. Присмотри себе парочку на ночь. Лучше подружек.
— Парочку?
— Не стесняйся, по-европейски у них это уже принято. Порнушки насмотрелись. Наберёшься впечатлений!
— Я дух переведу, — Зарубин поставил бокал. — Молока напился.
— То-то я смотрю, у тебя усы не обсохли! — засмеялся Недоеденный и настаивать не стал. — Ну что, тогда даю добро на королевскую охоту. Это же целый процесс, такая головная боль!..
— А сам светишься от счастья, — язвительно заметил Зарубин.
— Ещё бы! Ни разу не принимал королей! И особенно — принцесс!.. Ты её видел когда-нибудь?
— Вроде бы видел однажды, — неопределённо проговорил он. — По телевизору...
— Ни хрена ты не видел! — он протянул фотографию. — На вот, полюбуйся! Из Интернета скачал... Как узнал, к нам едет, озарило!
На снимке была знойная ухоженная брюнетка, но с явной печалью в глазах, отчего вид её казался по-детски обиженным и замкнутым.
— Это мой единственный шанс, — доверительно сообщил Костыль. — Перст судьбы. Мы с тобой тогда в бане недоговорили... Я уже три месяца, как в разводе, и не женился. Не бывало ещё такого... Думаю, в чём дело? Невесты вьются, такие прибалтки приезжают, а никого не хочу. Сама Дива Никитична клинья бьёт! Это вдова местного фермера Дракони... И тут на тебе — король с юной принцессой едут к нам на охоту! Можно сказать, всю жизнь её ждал!
— Она не такая и юная, — грубовато осадил его Зарубин. — Ив принцессах засиделась, это точно.
— Знаю, ей тридцатник, но это самый сок. Что, если и она ждала?
— Обычно принцесс выдают без их согласия.
— Династические браки, слыхал... Как ты думаешь, может она влюбиться? — доверительно спросил Недоеденный. — Так, чтоб голову потерять?
— Как Фефелов?
— Ну, хотя бы так.
— Эта может, — согласился Зарубин.
— Почему?
— Она же едет за приключениями?
— Ну да! У них в Европе тоска. Уже по две бабы в постель тягают, а удовольствия нет... Что для приключений надо сделать?
Зарубин глянул на лысину охотоведа: на территории базы он снимал свой треугольный берет.
— Для начала заделаться принцем.
— Издеваешься?.. Я серьёзно спрашиваю. Как себя вести, чтоб влюбилась? Без ума? С нашими бабами знаю как, но это же принцесса!.. Фефелов говорил, ты всегда дельные советы даёшь. Например, слышал, она сказки любит, в том числе русские.
— Офицер спецназа и сказки? Оригинально...
— Видимо, не простая она принцесса...
— Вот и расскажешь ей сказочку волшебную...
— Я только про Колобка знаю!
— Расскажешь про Колобка, — увернулся Зарубин. — Честное слово, не знаю, как обходиться с принцессами!
Недоеденный остался заверен, что он мог бы помочь, да видно, не захотел.
— Жалко, — проговорил Костыль. — Мне вот последнее время хочется понять, как женщины любят? Вот что они чувствуют, глядя на мужчину? Мы — понятно. У нас всё время одна только мысль в голове — овладеть, инстинкт размножения. А у женщин, говорят, целый букет тонких чувств. Они наслаждаются видом, фигурой, мускулатурой. И главное, что им на ушко шепчешь...
— Тебе это зачем? — Зарубин не ожидал от охотоведа столь странных изысков в области женской психологии.
— Сам не знаю! — искренне признался он. — Что-то бродит в душе. И всё началось после шестого брака. Хочется, чтоб седьмой стал последним. Вот поведу на охоту принцессу, а она влюбится...
— Значит, станешь королём! — сказал без всяких намёков Зарубин, однако охотовед обиделся.
— Ладно, пошли, зверей покажу!
И повлёк в сторону своего зверинца. Зарубин наконец-то достал платок и вытер усы — подсохшая молочная пенка оказалась липкой, вязкой и сладкой, как мороженное. Кукла всё ещё расхаживала по площади под восторженный визг и улюлюканье зрителей, насидевшийся взаперти народ отдыхал, как на карнавале. Леший отрабатывал новую функцию — поцелуй, однако операторы ещё не освоили технологию, и раздавалось лишь смачное чмоканье. А ещё кукла громко и выразительно пукала, когда наклонялась, чтоб поцеловать, и вызывала смех: китайцы хорошо изучили рынок и нравы Запада, знали, чем веселить отупевших европейцев. Оказалось, она даже писать умеет, если налить воды или вина в специальный резервуарчик типа грелки. Игра оказалась настолько забавной, что суровые, медлительные взрослые прибалты превратились в детей, особенно молодые женщины.
А в разных клетках, прежде пустовавших, под охраной егеря отдыхали две знакомые фигуры, освещённые прожекторами, — один волосатый, второй остроносый.
— Как я и говорил! — без всякого торжества сказал Костыль. — Борута со своим новым приезжим академиком. Вот, знакомься!
Борута и в самом деле напоминал сказочного и маленького лешего, сидел на чурбаке ссутулившись и щурился на яркий свет сквозь узкую щель спадавших на лицо косм. Его напарник больше походил на тоскливую ворону с распущенными крыльями или крупного дятла.
— На сумерках эти друзья сняли с ёлки мешок, — с задором стал рассказывать охотовед. — Притащили к базе. Я дал команду затихнуть. Когда распотрошили и стали накачивать, подал сигнал! Взяли тёплых, с поличным. Даже на камеру сняли!
— Ты ещё попляшешь на поводке, — хмуро пригрозил ему Борута. — Доедят тебя с аппетитом.
Полуосвещённый Митроха с шумом заходил по своей клетке и запышкал с металлическим звуком.
— Вон даже Митроха смеётся над тобой! — захохотал Костыль. — Отпал у тебя хвост, Данила! И третий глаз не открылся.
И тут же, в его присутствии рассказал, историю, которая напрочь разрушала версию Баешника. Оказывается, Боруте этот хвост подарили московские академики, которые купили его в Китае, чтобы надувать доверчивый русский народ. Его репица крепилась к копчику специальными присосками, прикрытыми трусами, а крохотный джойстик с кнопками был в руке. Даже опытный недоеденный охотовед поверил, что хвост настоящий: академики научили Боруту, как вести себя, поэтому он скрывал его существование и вызывал лютый интерес. Аккумуляторов хватало на два часа представления, при определённом навыке хвост выполнял любые прихоти оператора, даже зажигалкой щёлкал и давал прикурить. Конечно, брёвен на срубы он не закатывал хвостом — делал это руками, но пустотелую бутафорскую двухпудовку поднимал и миску с пищей медведю подавал. Единственное неудобство — после присосок оставались синяки, как от медицинских банок, в результате чего Борута был разоблачён.
