Книга Дива, страница 43. Автор книги Сергей Алексеев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дива»

Cтраница 43

— Но женская грудь у неё есть!

— Есть, — обречённо согласился Зарубин. — Ярко вы­раженных гениталий нет! И вообще, это вопрос к китай­ской промышленности.

— Мы с Людкой поспорили: он див или дива?

— Скорее всего, бесполый.

— А меня родители и до сих пор иногда зовут дивой! — похвасталась она. — То есть лешачкой.

— В тебе что-то есть...

— Нет, ты настоящий герой, — после долгой паузы оценила Натаха. — И не гонишь... Я не хочу уезжать из этой страны, как Маринка. Поэтому мне и Москва сой­дёт... Ты живёшь в своей или съёмной?

— В съёмной! — с радостью соврал Зарубин. — В ком­мунальной, с общим душем и кухней.

— А у тебя бритва есть? — вместо ожидаемой и долж­ной реакции спросила она. — Дай мне приборчик.

— Он там, в коробке, — откликнулся он. — Синяя та­кая...

Натаха после этой фразы больше не подавала при­знаков жизни, и ему показалось, завоевательница столи­цы уже отказалась от своих планов, однако она явилась через четверть часа, озябшая от холодной воды и обря­женная в его охотничью куртку, надетую на голое тело. Но при этом с чисто выбритым, непорочно девичьим лоб­ком, выставленным напоказ, и полная созидательной ре­шимости.

— Ничего, мы снимем отдельную, — заявила она, укла­дываясь рядом с изяществом кулинара, водружающего вишенку на торт. — Ты как любишь, сразу или с прелю­дией? Я так уже готова.

— А ты картошку выкопала? — спросил Зарубин то, что первое пришло в голову, глядя на её руки.

Натаха прервала череду последовательности своих слов и действий — вопрос выбил из колеи.

— Нет ещё... Родичи садят гектар! Все голода боятся.

Он понимал, что говорит цинично, даже подло по от­ношению к женщине, но поделать с собой ничего не мог.

— Вот и садись на велик, крути педали и копай.

— Я тебе совсем не нравлюсь? — со скрытой слезой в голосе спросила Натаха после долгой паузы. — А мне показалось...

— Как женщина ты прекрасна, — кривясь от грубости своих слов, признался Зарубин. — Ты такая аппетитная, с удовольствием бы тебя трахнул. Но этого так мало...

Он знал: скажи в этой ситуации словами другими, оста­нешься непонятым.

— Нет, ты просто бесполый, как снежный человек. — Натаха съёжилась. —- И холодный... А может, ты гомо­сек?

Это уже был явный вызов, и никакие тут хитроспле­тения слов были не нужны. Зарубин прикрыл её одея­лом — подальше от соблазна.

— Сегодня я встретил женщину, — признался он. — Такую необыкновенную...

— Какую? — вполне миролюбиво спросила Натаха.

— Как парное молоко, — он вспомнил Фефелова.

— Дива Никитична, — сразу и точно определила она. — Всем приезжим головы кружит. И никому не даёт!

— Чего не даёт?

— Ничего не даёт!

Она обиженно попыхтела, затем полежала, съёжив­шись в комок, и осторожно подкатилась к боку. Прижа­лась, притиснулась — тело было ледяное, в пупырышках и не вызывало ярких сексуальных чувств.

— Я только погреюсь, — попросила она. — У тебя там и впрямь вода холодная. Знала бы — не полезла...

Зарубин купился на её дрожащий шёпот, обнял, при­жал к себе и в тот же миг понял, что сделал это зря: На­таха обвила, заплела, сострунила его руками и ногами.

— Не отдам тебя Диве, — зашептала, как лешачиха, куда-то в самое сердце. — Ты мне сразу понравился, ты мой. Я сама — дива лесная! Я молодая ведьма!..

Он запоздало осознал свою ошибку, но исправлять её теперь требовалось в полном соответствии с правила­ми лечащего врача или закоренелого холостяка: не на­вреди, но скажи правду. Если бы он почувствовал волну искренних чувств, вряд бы устоял, однако в самом нача­ле уловил фальшь не только в голосе; её телесный жар и трепет странным образом не возбуждали и не вызы­вали ответных чувств. Зато вздымалась волна сильнейшей плотской страсти, тем паче Натаха вздумала пока­зать, что всё умеет и погрузилась под одеяло. Зарубин едва успел взлететь с сексодрома, и в тот же миг на ули­це ударил хлёсткий выстрел, дружно заголосили собаки.

— Что это? — испугалась Натаха, отбрасывая одеяло.

— Это не судьба, — обречённо сказал он и натянул брюки.

А сам в тот миг подумал: с такой женщиной мож­но прожить всю жизнь, возможно, даже испытать мину­ты счастья. Но так он думал о каждой, что оказывалась в его постели, однако сорокалетнее воздержание от от­ношений брачных, супружеских, говорило о многом. Все, даже близкие друзья уверяли: об эгоизме. Он же по юно­шеской наивности всё ещё хотел влюбиться...

— Да ты тоже бесполый, как кукла! — вначале с остер­венением отозвалась Натаха. — И Дива Никитична твоя — ведьма! Успела присушить, гадина...

Зарубин от этого имени ощутил прилив тёплой, уми­ротворённой волны и чувство, будто после долгих ски­таний вернулся домой. Она это узрела и, будучи ночной кукушкой, отчаянно вздумала перекуковать дневную: принесла из ванной свои вещички и стала одеваться в его присутствии. И делала это, надо сказать, более из­ящно, чем раздевалась. И всё тут было предусмотрено у студентки Молочного института, даже старомодные, од­нако же не исчезающие из эротических фильмов чул­ки на подтяжках. Зарубин наблюдал за этим, своим ци­ничным умом комментировал про себя, а сам изнывал от плотской страсти, пока Натаха наконец не упаковала свои прелести в одежды.

— Что же мне делать? — невыносимо горестно для мужского сердца спросила она. — Так одиноко и беспро­светно...

— Крутить педали, — нарочито грубо сказал Зарубин, чтобы исторгнуть из себя остаточный дым сексуальных чувств. — Родители ждут.

— На улице темно, а у меня нет света, — виновато призналась она.

В это время ударил следующий выстрел, и послыша­лись голоса:

— Митроха сбежал!

— В реку прыгнул! Держи!..

Потом протяжно заревел сам медведь. Причём в сво­ей клетке. И там же раздался дикий хохот.

Зарубин выскочил на гульбище — Натаха не отстава­ла, держась за рукав, как испуганный подросток. По базе бегали егеря с карабинами, собаки, мельтешили лучи фонариков и только кукла, привязанная к дереву, стоя­ла неподвижно, скорбно уронив островерхую мохнатую голову: постепенно стравливался воздух. Весь переполох происходил в районе зверинца, по крайней мере, все бе­жали туда и там же горели прожектора.

Медвежий рёв и хохот ещё продолжались, когда За­рубин пришёл к зверинцу. Митроха сидел в своей клетке, а смеялся Борута, катаясь по решётчатому полу, рядом кого-то обливали водой, и весь народ, поднятый по тре­воге, суетился вдоль берега.

— Козлы! Недоумки! — клял егерей Костыль. — И го­ворите, вологодский конвой шутить не любит?

Оказывается, егерь-конвойник сжалился над птице­носым пленником в клетке и, когда сборщики грибов ушли спать, в очередной раз повёл его в туалет. И толь­ко сердобольный открыл клетку, как эта драная ворона, эта тварь вонючая внезапно натянула на голову охранни­ка загаженные штаны и выскочила наружу. Да ещё пы­талась освободить Боруту! Ослеплённый, выпачканный охранник всё же дал сигнал тревоги, но догнать задер­жанного не смог — тот бросился к реке, прыгнул в воду и уплыл без штанов.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация