После этого телохранитель принцессы неожиданно взбодрился, но последовать совету поварихи вначале не захотел. Вздумал разрешить конфликт цивилизованно — потребовал сатисфакции от консула за оскорбление личности. Телохранитель принцессы вспомнил о своём аристократическом происхождении и настаивал на дуэли безотлагательно, однако разумный его соперник был из плебеев и принял соперника за умалишённого. Консул начал хитрить, дескать, неприлично аристократу стреляться в российской глухомани, стал уговаривать сделать это хотя бы на площади в ближайшем городке. А ближайших было два города — Тотьма и Великий Устюг, совсем не великий, зато объявленный родиной Деда Мороза. Телохранитель не согласился на отсрочку, и тут случился второй мордобой на территории базы. Бывший офицер специальных сил прямо на улице двинул противнику уже не по-любительски, как Зарубин, — профессионально, в результате чего сломал челюсть и вынес четыре зуба. Это была междоусобная разборка иностранцев, поэтому никто не вмешивался. Пострадавшего осмотрел королевский доктор, сделал фиксирующую перевязку и посоветовал немедленно обратиться в клинику. Консул покинул базу, а телохранитель пришёл в себя, осознал, что его карьера при дворе короля закончилась, на глазах охраны перескочил забор и бежал в лес куда глаза глядят.
И только Его Величество, выспавшись, оставался в своём королевском спокойствии и, кажется, даже не подозревал о пропаже дочери и событиях, происходящих вокруг этого. Он встал со своего ложа, полный энергии и сил, решил посвятить этот день знакомству с местной природой и соревнованию по пулевой стрельбе, полагая, что на базе есть тир. Тир был, но в заброшенном песчаном карьере, куда валили мусор и куда вести короля было неприлично. Поэтому его следовало погрузить в спасительное царство Бахуса и Морфея: на пару с губернатором они вкусили медвежатины во всех видах приготовления, теперь осаживая блюда брусничной настойкой и медовухой. Несколько раз король порывался что-то спросить, но скоро отяжелел, потерял способность к передвижению и снова завалился спать, не успев узнать, как поохотилась принцесса. За эту изящную дипломатическую операцию Мидак пообещал представить губернатора к ордену. Появлялось ещё несколько часов, чтобы продолжить поиск исчезнувшей королевишны. И теперь ещё бежавшего дуэлянта-телохранителя.
Изучая личность принцессы, оперативники всё больше склонялись к мысли, что и в самом деле имеют дело с феноменальными способностями капитана специальных сил. В оборотничество в фольклорном смысле никто, конечно, не верил: человек никак не мог перевоплотиться в волка, однако с помощью специальной психотехники убедить в этом другого можно вполне. Тем паче воспитанный в белорусских лесах Костыль с детства эти россказни слышал и легко купился на иллюзию.
И похоже, теперь ФСБ больше интересовал не сам факт бегства принцессы, а её личные качества и возможности подразделения специальных сил в целом. Это выяснилось, когда Зарубина пригласили на беседу во второй раз, уже как эксперта по нечистой силе — именно так воспринимали его оперативники. Доказывать им, что он всю жизнь как учёный занимался психологией животного мира, оказалось бесполезным: это посчитали за попытку скрыть реальное положение вещей. И ещё много вопросов задавали относительно знакомства и общения с Дивой Никитичной, интересовались, не связана ли она каким-то образом с принцессой, поскольку выяснилось, что вдова целый год прожила в Европе, училась варить твёрдые сорта сыра, ещё когда Драконя был жив. Потом и вовсе задали вопрос в лоб: не считает ли он её ведьмой? Зарубин всё ещё чувствовал тлеющий и совершенно необъяснимый гнев, не сдержался и посоветовал сжечь Диву Никитичну на костре, как это делали в старые добрые времена инквизиции. Ответ оперативникам не понравился, однако его отпустили теперь уже со строгим наказом сидеть в башне и не высовываться до особого распоряжения.
Ждать, когда в третий раз вызовут в пыточную избу — так теперь называлась егерская, — было нельзя. Зарубин почуял: найдут причину и закроют. Точнее, уже нашли, только пока оттягивают срок задержания, формулируя обвинение, и это значило, что Фефелов свои угрозы выполнил, от него отрёкся, снял своё покровительство или вовсе отдал учёного на растерзание. И Кухналёв не случайно об этом упомянул, точнее, проговорился! Сделать ничего не сделают, но нервы помотают, насидишься в мясном складе или медвежьей клетке и опоздаешь на свидание.
Бежать следовало сразу же, как стемнеет, и не ползти по углу — спуститься по пожарному рукаву, который лежал в шкафчике. И там же была инструкция, как во время пожара можно с его помощью эвакуироваться с балкона. Но уже в сумерках в запертые ворота базы кто-то застучал, переполошив наружную охрану, а потом начал сотрясать тяжёлые створки так, что отдавалось в стенах башни. Охрана кого-то высмотрела, похваталась за пистолеты и стала занимать странные позиции — полезла на деревья! Однако стрелять не стали, и кто-то закричал, чтоб принесли карабин. Зарубин выскочил на гульбище, но увидеть, кто ломится, оказалось невозможно: скрывала воротная арка. Дежурный егерь заругался, стал выяснять, кто хулиганит, и когда чуть приоткрыл калитку — отскочил в сторону, ибо медведя сразу не признал.
— Не стрелять! — успел потом предупредить. — Это свои!
Охранники оружия не попрятали, но воинственный пыл уняли, самый смелый так даже на землю спустился.
Виноватый Митроха вошёл на территорию, как человек — на двух ногах — и похмельный, не поднимая головы, подрагивающей походкой, двинулся к звериным клеткам. Королевская пуля всё-таки его достала: на холке остался будто стриженый след, зацепивший кожу. Крови вытекло немного и только на шкуру, рана уже запеклась и взялась коростой. Все егеря после неудачного поиска спали мёртвым сном, медведя-артиста принимал дежурный по базе и отнёсся с пониманием: принёс пол-литровую пластиковую бутылку водки с мёдом. Митроха высосал её за полминуты и жалобно хрюкнул — просил ещё.
— Здоровья ради, — назидательно сказал егерь, открывая клетку. — Не пьянки для. Я тоже страдаю, на твоих поминках напился... Марш на место!
Медведь послушно забрался внутрь, постоял в неком отупении, после чего схватил автомобильный баллон и с силой метнул его в противоположную стену. Клетка загудела, как колокол, разом залаяли собаки в вольере, завизжал притравочный кабан.
— Не хулигань, — предупредил дежурный, — люди спят.
Митроха сунулся мордой в солому и тяжело засопел, будто заплакал.
Тем временем Зарубина пригласили в егерскую избу в третий раз, причём внезапно. Теперь фээсбэшников интересовали обстоятельства, каким образом ему так быстро удалось найти куклу йети и самих кукловодов, тогда как опытные охотники и сам охотовед принимали игрушку за живое существо, вступали с ней в единоборство и даже стреляли на поражение. А учёный приехал, в первый же день установил, что снежный человек — изделие китайской промышленности, и выследил злоумышленников. И задержанные с поличным, они после личной беседы с Зарубиным оба благополучно бежали из-под стражи!
Он фазу же почуял, что возведён в ранг некого авантюриста и главного подозреваемого: сам ли Костыль, обиженный ли Кухналёв, чем-то оскорблённый Мидак, паникующий губернатор или все вместе валили на Зарубина вину за срыв королевской охоты, в том числе и театр с резиновым снежным человеком. То есть будто бы он по личным мотивам разработал целую операцию, привёз куклу, вступил в сговор с Борутой с целью испортить охоту короля и принцессы! Поэтому якобы отказался сопровождать её на лабаз, поручив это охотоведу. А психически больного Боруту сначала освободил из-под стражи, использовал в своих преступных интересах, а потом вовсе устранил, утопив в болоте. Либо умышленно оставил в опасности и не пришёл на помощь. Это когда из-за простодушности подельника появилась опасность разглашения совместных противоправных деяний. Форменный злодей!
