«Какие только нелепые и невероятные опыты мы тогда не затевали! – рассказывал Ру много лет спустя. – Иногда потом и сами над ними смеялись на следующий же день».
Как-то Академия наук отправила Пастера с оригинальным поручением, при исполнении которого он впервые наткнулся на факт, послуживший ему ключом к открытию чудесного, изумительного способа превращать злых и свирепых микробов в полезных и дружественных. Можно только удивляться, как пришла ему в голову эта шальная фантастическая мысль – обращать живого болезнетворного микроба против самого себя и своих собратьев и таким путем спасать людей и животных от неминуемой гибели! В то время было очень много шума и разговоров о новом способе лечения сибирской язвы, изобретенном ветеринарным врачом Луврье в горной области восточной Франции. «Луврье удалось вылечить уже несколько сот коров, находившихся на волосок от смерти», – говорили впечатлительные люди в округе. Новый способ лечения уже почти обрел научное признание.
2
Пастер прибыл в горы в сопровождении своих молодых помощников и узнал, что чудодейственное лечение заключается в следующем: сначала несколько работников растирают больную корову до тех пор, пока она вся не начинает гореть; затем на теле несчастного животного делаются длинные надрезы, и в эти надрезы доктор Луврье вливает скипидар; в заключение все тело искалеченной, громко ревущей коровы покрывается – только до головы! – толстым слоем какого-то необыкновенного пластыря, смоченного в горячем уксусе, и эта смазка удерживается на теле животного большой простыней, покрывавшей все его тело.
Пастер обратился к Луврье с таким предложением: «Давайте сделаем опыт. Ведь не все же коровы, пораженные сибирской язвой, обязательно умирают, некоторые из них выздоравливают сами по себе. Есть лишь один способ выяснить, доктор Луврье, помогает им ваше лечение или нет».
Для опыта были приведены четыре хорошие, здоровые коровы, и Пастер в присутствии Луврье и торжественной комиссии фермеров впрыснул в лопатку каждой из них сильную дозу смертоносных микробов сибирской язвы. Доза была такой силы, что могла наверняка убить овцу или несколько дюжин морских свинок. Когда на следующий день снова явились Пастер, Луврье и комиссия, у всех коров на лопатке оказалась большая горячая опухоль; они хрипло дышали и вообще выглядели очень скверно.
«Теперь, доктор, – сказал Пастер, – выбирайте двух из этих больных коров; назовем их, положим, А и В. Примените к ним ваше новое лечение, а коров С и D мы оставим совсем без лечения».
Луврье подверг несчастных А и В своему зверскому лечению. Результат оказался малоудачным для знаменитого целителя коров: одна из его пациенток поправилась, а другая издохла. Из коров, не подвергавшихся никакому лечению, тоже одна погибла, а другая поправилась.
«Наш опыт не вполне удался, доктор, – сказал Пастер. – Если бы вы подвергли лечению коров А и D вместо А и В, то не осталось бы, конечно, никакого сомнения в том, что вы нашли верное средство от сибирской язвы».
Итак, после опыта осталось два животных, которые устояли после грозной атаки сибирской язвы и не погибли.
«Что бы мне сделать с этими двумя коровами? – задумался Пастер. – Попробую-ка я им впрыснуть еще более сильную культуру сибирской язвы. У меня в Париже есть одна милая семейка бацилл, которая могла бы, пожалуй, испортить сон даже носорогу».
Он послал в Париж за своей сверхъядовитой культурой и, когда она прибыла, впрыснул ее по пять капель в лопатку каждой из выздоровевших коров. Он долго ждал, но с животными ничего не случилось: не появилось даже опухоли на том месте, куда он впрыснул несколько миллионов этих смертоносных бацилл; коровы чувствовали себя великолепно.
Пастер тут же сделал один из своих поспешных выводов: «Если корова однажды болела сибирской язвой и поправилась, то после этого даже все микробы сибирской язвы, вместе взятые, ничего не могут ей сделать – она иммунизирована».
Эта мысль глубоко запала ему в душу и с тех пор не оставляла его ни на минуту; он сделался настолько рассеянным, что не слышал даже вопросов, с которыми обращалась к нему мадам Пастер, и не видел предметов, на которые смотрел.
«Как привить животному легкую форму сибирской язвы, такую легкую и безопасную форму, которая не убила бы его, но в то же время застраховала от повторного заболевания? Такой способ, несомненно, существует, и я во что бы то ни стало должен его найти».
Несколько месяцев подряд он носился с этой мыслью и неоднократно говорил Ру и Шамберлану: «В чем же здесь загадка? Что это за тайна неповторения инфекционных заболеваний?» И он начинал быстро ходить по комнате, бормоча про себя: «Иммунизировать… мы должны иммунизировать против микробов».
Между тем Пастер и его верная команда продолжали заниматься изучением больных тканей людей и животных, погибших от различных болезней. С 1878 по 1880 год их работа носила довольно неопределенный и беспорядочный характер. Но вот в один прекрасный день судьба подсунула счастливцу Пастеру под нос чудесный случай иммунизации. (Я не уверен в точности изложения этой истории, потому что все, кто писал о Пастере, рассказывают ее по-разному, а сам Пастер в его научных статьях вообще ничего не написал об удачном несчастном случае, связанном с этим открытием.)
В 1880 году Пастер возился с крошечным микробом, убивающим цыплят при так называемой куриной холере. Этот микроб был открыт доктором Перрончито и был так мал, что даже в самый сильный микроскоп был виден как еле различимая дрожащая точка. Пастер был первым охотником за микробами, которому удалось вырастить его в чистом виде на бульоне из куриного мяса. Убедившись, что эти мерцающие точки размножались в целые миллионы в течение нескольких часов, он брал одну каплю смертоносной культуры, наносил ее на крошку хлеба и давал цыпленку. Вскоре несчастное создание переставало кудахтать и принимать пищу; перья на нем поднимались дыбом, и оно превращалось в сплошной мягкий и пушистый шар; на следующий день цыпленок уже еле двигался, глаза его упорно закрывались от непобедимой дремоты, которая затем быстро переходила в смерть.
Ру и Шамберлан тщательно заботились об этом крошечном микробе. День за днем они погружали чистую платиновую иглу в бутыль со смертоносным бульоном и осторожно переносили ее в свежий бульон, не содержавший микроба. Эти бесконечные пересадки каждый раз давали все новые и новые мириады микроскопических зародышей куриной холеры. Все скамьи и полки в лаборатории были заставлены старыми культурами; некоторые из них были уже многонедельной давности.
«Нужно будет завтра навести порядок и выкинуть их», – подумал Пастер.
Но добрый бог удачных несчастных случаев шепнул ему на ухо маленький совет, и он сказал Ру: «В этой культуре, вероятно, еще живы микробы куриной холеры, хотя она, правда, уже очень стара. Попробуйте все же впрыснуть ее нескольким цыплятам».
Ру выполнил полученное распоряжение, и цыплята, разумеется, тотчас же заболели – сделались сонливыми и потеряли всю свою живость. Но утром, когда Пастер пришел в лабораторию убедиться, что цыплята умерли, и положить их на стол для препарирования, он с удивлением обнаружил, что они вполне здоровы и радуются жизни.
