Старый Дюма, очень взволнованный, опубликовал это письмо в Сообщениях Академии наук, и оно теперь там навсегда остается, этот печальный памятник порывистости Пастера, пятно на его стараниях сообщать только о фактах. Насколько я смог выяснить, Пастер никогда не признавал эту публикацию ошибочной, хотя довольно скоро установил, что вакцина, сделанная из одного вида бациллы, не защищает животное против всех разновидностей болезней, но только – и к тому же не в ста процентах случаев – против той, которую вызывает микроб вакцины.
Но одна из самых очаровательных черт Пастера – его подобие научному фениксу, который возрождается из пепла собственных ошибок. Когда воображение уносило его в облака, то падение на землю вызывало сильный удар – но он тут же ставил очередной опыт, пытаясь докопаться до настоящих, твердых фактов. В 1881 году Пастер с помощью Ру и Шамберлана открыл прекрасный способ ослаблять силу бацилл сибирской язвы, превращая их, таким образом, в вакцину. В ту пору они с таким рвением и энергией занимались поисками всяких вакцин, что Ру и Шамберлан почти не пользовались воскресным отдыхом и не уходили в отпуск даже на каникулы; спали они здесь же, в лаборатории, рядом со своими пробирками, микроскопами и микробами. Вскоре под непосредственным руководством Пастера им удалось разработать такие тонкие способы ослабления бацилл сибирской язвы, что одни из культур убивали морских свинок, но были бессильны против кроликов, а другие убивали мышей, но были слабы для морских свинок. Они впрыскивали сначала более слабую, а затем более сильную культуру овце, которая слегка заболевала, но вскоре выздоравливала; и эта вакцинированная овца способна была переносить такую дозу злейших бацилл, которая вполне могла бы убить корову.
Пастер тотчас же сообщил о своем новом достижении Академии наук, – он перестал посещать Медицинскую академию после ссоры с Гереном, – и при этом не преминул, конечно, развить перед слушателями радужные перспективы относительно предполагаемой им работы над новыми вакцинами, которые сотрут с лица земли все болезни, – от свинки до малярии.
«Что может быть проще, – восклицал он, – чем найти в последовательном ряду смертоносности такую вакцину, которая способна заражать легкой формой сибирской язвы овец, коров и лошадей, – формой, при которой они не могли бы погибнуть, но в то же время были бы застрахованы от последующей болезни?»
Некоторым из коллег Пастера такое заявление показалось несколько самонадеянным, и они пробовали ему возражать. У Пастера при этом вздувались на лбу жилы, но он старался сдерживаться, сколько мог, и лишь по дороге домой, идя вместе с Ру, давал волю своему негодованию, говоря о людях, посмевших усомниться в абсолютной истинности его идеи: «Я ничуть не буду удивлен, если узнаю, что такой человек бьет свою жену».
Не совершите ошибку – для Пастера наука вовсе не была холодным собранием фактов; в науке им двигали те же побуждения, которые вызывают у человека слезы при виде смерти ребенка или радость при получении известия, что умер любимый дядя, оставив ему в наследство полмиллиона долларов.
Но враги Пастера снова зашевелились. Если он так любил наступать на мозоли врачам, то и высокополезной профессии ветеринаров доставалось от него не меньше. Один из виднейших ветеринаров, издатель самого распространенного ветеринарного журнала во Франции, доктор Россиньоль, устроил против него заговор, имевший целью заманить Пастера на публичный опыт и добиться таким путем его посрамления. Россиньоль скромно выступил на заседании Сельскохозяйственного общества в Мелёне и сказал:
«Пастер уверяет, что нет ничего проще, чем приготовить вакцину, абсолютно страхующую овец и коров от заболевания сибирской язвой. Если это действительно так, это будет величайшим благодеянием для французских фермеров, ежегодно теряющих до двадцати миллионов франков из-за этой болезни. И если Пастер действительно умеет готовить такую чудодейственную вакцину, то он обязан реально доказать нам ее действие. Предложим Пастеру устроить публичный опыт в широком масштабе; если он окажется прав, то все мы, фермеры и ветеринары, от этого только выиграем; если же опыт окончится неудачно, то мы будем иметь право настаивать, чтобы Пастер раз навсегда прекратил несносную болтовню о своих великих открытиях, спасающих овец и червей, младенцев и гиппопотамов».
Вот что предложил хитрый Россиньоль.
Общество тотчас же выделило крупную сумму денег для закупки сорока восьми овец, двух козлов и нескольких коров, и старый родовитый барон де Ларошетт был послан к Пастеру для вовлечения его в этот опасный эксперимент. Но Пастер был далек от того, чтобы кого-то подозревать. «Отчего же? Я с удовольствием продемонстрирую вашему обществу спасительность своей вакцины. Если она оправдала себя на четырнадцати овцах в лаборатории, то она должна точно так же подействовать на пятьдесят овец в Мелёне».
Это была одна из выдающихся черт в характере Пастера. Собираясь на удивление всего мира «вынуть зайца из шляпы», он самым искренним образом верил в успех; он был великолепный фокусник и не прочь был даже иной раз чуть-чуть передернуть, но он никогда не был шарлатаном. Итак, публичный опыт назначили на май и июнь того года.
Ру и Шамберлан, которым уже во сне начали мерещиться чудовищные комбинации из цыплят и морских свинок, которые роняли из рук важные колбы и лежали по ночам с открытыми глазами, производя прививки миллионам воображаемых свинок, – эти запарившиеся ребята только что уехали на каникулы в деревню, как вдруг они получают телеграмму, означавшую для них возвращение к той же самой однообразной работе:
«Возвращайтесь немедленно в Париж для подготовки публичной демонстрации того, что наша вакцина спасает овец от сибирской язвы. Л. Пастер».
Что-то примерно вот такое было передано по проводам.
Они поспешили вернуться в Париж, где Пастер сообщил им подробности:
– На ферме Пуйи-ле-Фор, в присутствии мелёнского Сельскохозяйственного общества я буду вакцинировать двадцать четыре овцы, одного козла и несколько штук рогатого скота. Другие двадцать четыре овцы, один козел и две коровы будут оставлены без прививки. Затем через определенное время я привью всем животным самую смертоносную культуру сибирской язвы, какая только у нас найдется. Вакцинированные животные будут, несомненно, предохранены, а невакцинированные погибнут, конечно, в течение двух дней.
Пастер говорил с уверенностью астронома, предсказывающего затмение солнца.
– Но, профессор, вы ведь знаете, какая это тонкая работа. Мы не можем быть абсолютно уверены в нашей вакцине. Она может сама по себе убить несколько овец.
– То, что оправдало себя на четырнадцати овцах в лаборатории, должно так же подействовать на пятьдесят в Мелёне! – взревел на них Пастер. Он совершенно не думал в тот момент о таинственной коварной природе, полной всяких неожиданностей и подвохов. Ру и Шамберлану пришлось засучить рукава и приняться за приготовление вакцин.
Наконец наступил день первых прививок. Шприцы и колбы были наготове; на колбах красовались ярлычки.
«Главное, ребята, не перепутайте вакцины», – весело сказал им Пастер, когда они с рю д’Ульм торопились на поезд.
