На следующее утро Ру рассказал обо всем Пастеру.
«Что! – закричал Пастер. – Где это несчастное создание? Оно, должно быть, умирает, парализовано…»
Но Ру был уже внизу, под лестницей, и через минуту вернулся с бегущей впереди него прооперированной собакой, которая, виляя хвостом, стала весело прыгать на Пастера и обнюхивать бутылки с бульоном, стоящие под скамьями в лаборатории. Пастер моментально оценил всю ловкость и искусство Ру, пришел в прекрасное настроение и, хотя он и не был большим любителем животных, ласково потрепал собаку по голове, приговаривая: «Славный песик, хорошее животное!»
А про себя подумал: «Эта собака покажет нам, сработает ли моя идея».
Совершенно естественно, что через две недели собака стала дико завывать, рвать свою подстилку и грызть прутья клетки, а еще через несколько дней издохла. И, как вы сейчас увидите, это животное погибло, чтобы спасти жизни тысяч человеческих существ.
Теперь у Пастера, Ру и Шамберлана был в руках верный способ, срабатывающий сто раз из ста, передавать бешенство собакам, морским свинкам и кроликам. Но тут произошел временный перерыв в их работе: Ру с Тюиллье отправились в Египет на борьбу с холерной эпидемией, где Тюиллье, как вы помните, погиб, а Пастер выехал в свиноводческий район для выяснения причин повальной болезни среди французских свиней. Но вскоре они снова собрались в Париже и засели в своей лаборатории на рю д’Ульм со своим несчастным, полупарализованным и опасным живым материалом. Они занялись бесконечными опытами.
Пастер зорко следил за своими молодыми помощниками и не давал им ни на минуту разогнуть спины, словно они каторжники. Одним глазом он наблюдал за их опытами, а другой не сводил с дверей лаборатории, и, когда видел, что кто-нибудь из приятелей Ру и Шамберлана заходит позвать их выпить кружку пива на веранде близлежащего ресторанчика, спешил к нему навстречу со словами: «Нет, нет! Не сейчас! Они очень заняты. У нас опыт исключительной важности, и они никак не могут прерваться!»
Проходили унылые, серые месяцы, и им стало уже казаться, что они взяли на себя совершенно непосильную задачу – ослабить невидимую заразную основу бешенства. Все животные, которым они делали свою прививку, неизменно погибали… Можно было бы подумать, что Ру и Шамберлан, эти неукротимые юноши, были во много раз выносливее и работоспособнее Пастера. Но дело обстояло как раз наоборот.
– Не получается, профессор, – говорили они, указывая дрожащими от усталости руками на клетки с парализованными животными и на целый лес бесполезных пробирок и колб.
Пастер хмурил брови, и его редеющие седые волосы, казалось, начинали шевелиться.
– Сделайте этот же опыт еще раз. Это не важно, что он у вас не получился. Вам все это может казаться глупым, но знайте, что самая важная вещь в работе – это упорно придерживаться своей линии и никогда не сворачивать с намеченного пути.
Он заставлял своих аскетических учеников проделывать бесполезные опыты снова и снова, вопреки всякой логике и смыслу. С каждым новым фактом, говорившим против него, Пастер выдумывал новые комбинации, делал новые опыты, терпел неудачу и снова искал, с тем абсолютным игнорированием здравого смысла, которое иногда превращает явно безнадежный случай в блестящую победу.
И в самом деле, не была ли эта затея – попытаться ослабить микроба бешенства – бессмысленной погоней за призраком? Ведь в истории ни человеку, ни животному еще ни разу не случалось выздороветь от этой ужасной болезни. И разве тот же Пастер со своими помощниками не балансировал на острие ножа, набирая эту смертоносную заразу в стеклянные пипетки собственными руками, отделенными от нее лишь крошечными обрывками ваты?
Но вот в один прекрасный день эти «искатели во тьме» услышали сладкую музыку надежды: одна из собак, которой была сделана роковая прививка от бешеного кролика, некоторое время повыла и покорчилась в судорогах, а потом каким-то чудом выздоровела. Через несколько недель они впрыснули в мозг этому первому из выздоровевших животных огромную дозу крошечных убийц. Ранка на голове быстро зажила, Пастер тревожно ожидал появления первых грозных признаков болезни, но они не появлялись. В продолжение нескольких месяцев собака оставалась совершенно здоровой в своей изолированной клетке; она была абсолютно «иммунизирована».
«Теперь мы знаем, что у нас есть шанс. Мы знаем, что если животное болело бешенством, то возврата болезни быть не может. Теперь нам остается только найти способ, как ослаблять эту заразу», – сказал Пастер своим ученикам, которые согласились с ним, но в душе были искренне убеждены, что такого способа не существует.
Пастер стал выдумывать такие невероятные опыты, на которые не рискнул бы пойти никто другой, его рабочий стол был усыпан листочками с его каракулями. Каждый день в одиннадцать часов утра, подведя итоги результатам предыдущего дня, он посвящал Ру и Шамберлана в новый фантастический план, как дотянуться до этих невидимых убийц внутри организма кролика, с тем чтобы их ослабить.
– Попробуйте сегодня проделать вот такой опыт, – бывало, говорил Пастер.
– Но ведь такое невозможно сделать! – протестовали они.
– Мне не важно, как, но сделайте обязательно, – отвечал Пастер.
В такие дни он напоминал старика Людвига ван Бетховена, писавшего иногда в своих симфониях технически невыполнимые для кларнета партии и каким-то чудом находившего кларнетистов, которые эти партии исполняли. Точно так же изобретательные Ру и Шамберлан умудрялись с помощью разных уловок ставить эти сумасшедшие опыты.
Наконец они нашли способ ослаблять страшную заразную основу бешенства. Из спинного мозга погибшего кролика они вырезали небольшой кусочек и высушивали его в продолжение четырнадцати дней в стеклянной колбе. Этот сморщенный кусочек нервной ткани, который был когда-то абсолютно смертоносным, они растирали и впрыскивали в мозг здоровой собаки, и собака не заболевала.
«Вирус или убит, или в лучшем случае сильно ослаблен, – сказал Пастер, быстро переходя к одному из своих странных и непоследовательных выводов. – Теперь мы попробуем высушивать содержащее заразу вещество двенадцать дней, затем десять дней, восемь дней и шесть дней, пока нам не удастся привить собаке легкую форму бешенства, – только тогда она окажется иммунизирована».
И они снова пустились в яростную погоню за блуждающими огоньками. Четырнадцать дней Пастер расхаживал взад-вперед по заставленной колбами, клетками и микроскопами лаборатории, ворчливый и раздраженный, бесконечно записывая что-то в свою истрепанную записную книжку. В первый день собакам была введена ослабленная, почти убитая зараза, которую высушивали четырнадцать дней; на второй день они получили такую же дозу немного более сильной, тринадцатидневной заразы; так продолжалось до четырнадцатого дня, когда каждому животному было впрыснуто вещество однодневной сушки, что, несомненно, должно было убить невакцинированную собаку.
Затем несколько недель, стоивших им новых седых волос, они ждали появления признаков бешенства у зараженных животных. Но эти признаки не появились. Они были счастливы, эти неистовые бойцы со смертью! Четырнадцать ужасных грубых вакцинаций не причинили собакам никакого вреда! Однако иммунизированы ли они?
