Он снова впрыснул смертельную дозу бацилл большой партии свинок. На второй день они сделались вялыми; на третий день у них появилось стесненное дыхание, и вскоре все они уже лежали неподвижно, охваченные грозной роковой сонливостью. Тогда Беринг половине этих умирающих животных впрыснул в брюшную полость сильную дозу овечьего антитоксина. Поразительно! Почти у каждого из них дыхание вскоре стало гораздо свободнее. Когда он перевернул их на спину, они живо вскочили на ноги. На четвертый день они были уже совершенно здоровы, тогда как их товарищи, мертвые и окоченевшие, были унесены мальчишкой, присматривающим в лаборатории за животными. Сыворотка лечила!
В конце 1891 года клиника Бергмана на Брикштрассе, в Берлине, была переполнена детьми, погибавшими от дифтерии. В рождественскую ночь игла первого шприца с антитоксином вошла в нежную кожу громко плакавшего и брыкавшегося ребенка.
Результаты оказались восхитительные! Дети почти все выздоравливали. Сын одного известного берлинского врача поправился чуть ли не через несколько минут после того, как сыворотка была введена в его кровь, и весь Берлин заговорил об этом случае. Все крупные немецкие лаборатории занялись изготовлением овечьей сыворотки. За последующие три года двадцать тысяч детей были вылечены таким способом, а Биггс, представитель американского здравоохранения, посетивший Европу и восхитившийся этим лечением, немедленно телеграфировал в Нью-Йорк доктору Парку: «Дифтерийный антитоксин имеет колоссальный успех. Приступайте к производству».
Среди общего энтузиазма от успехов даже люди, опечаленные результатами первых экспериментальных инъекций Коха, потерявшие родственников и близких, забыли о своем горе и простили Коха за его замечательного ученика Беринга.
4
Но при этом все же было немало жалоб и недовольства – и это вполне естественно, потому что сыворотка не была абсолютно действенным средством, излечивавшим всех детей без исключения, – как и не все свинки выживали после прививки. Некоторые доктора справедливо указывали на то, что подкожная прививка болезни морской свинке и ужасный процесс, происходящий в глотке ребенка, – это не совсем одно и то же. Тысячи детей получили дифтерийную сыворотку, но часть из них (правда, не такая большая, как раньше) все же погибла. Врачи испытывали сомнения. Надежды некоторых из родителей оказались разбитыми.
Тогда наступил черед снова проявить себя Эмилю Ру. Он открыл простой и блестящий способ иммунизации лошадей; они никогда при этом не погибали, у них не возникали ужасные нарывы и, что самое приятное, они давали целые галлоны драгоценной, хорошо действующей сыворотки; самые ничтожные ее дозы спасали от огромных доз ядовитого токсина.
В то время в Париже свирепствовала особенно злостная эпидемия дифтерии. В детской больнице пятьдесят детей из ста (так по крайней мере говорит статистика) уносили с посиневшими личиками в покойницкую. В госпитале Труссо погибало еще больше: чуть ли не шестьдесят из ста… 1 февраля 1894 года Ру явился в дифтерийное отделение детской больницы, неся с собой большие бутыли соломенно-желтой чудодейственной сыворотки.
В своем кабинете на рю Дюто сидел маленький полупарализованный человек с блеском в глазах, который порою заставлял его близких забывать о витавшей над ним смерти; ему хотелось знать перед смертью, как удалось одному из его славных ребят расправиться с новым страшным бичом человечества. Пастер ждал от Ру известий… По всему Парижу тысячи убитых горем отцов и матерей молились о том, чтобы Ру сделал это скорее, – они уже прослышали о чудесном лечении доктора Беринга.
Ру стал готовить шприцы и флаконы с той же холодной и спокойной уверенностью, которая так поражала фермеров много лет тому назад, в великие дни опытов с сибирской язвой в Пуйи-ле-Фор. Его помощники, Мартен и Шелю, зажгли спиртовые лампы и ждали, стараясь предугадать каждое его приказание. Ру посмотрел на упавших духом врачей больницы, на окружавшие его свинцово-синие личики и маленькие ручки, судорожно цеплявшиеся за края одеял.
Он посмотрел на свои шприцы: действительно ли эта сыворотка спасет их от смерти?
– Да! – отвечал Эмиль Ру – просто человек.
– Не знаю; нужно сделать опыт, – возразил Ру – холодный искатель истины.
– Но чтобы сделать опыт, нужно отказать в сыворотке по меньшей мере половине из этих детей. Надеюсь, что ты этого не сделаешь! – воскликнул Ру-человек, и голоса всех убитых отчаянием родителей присоединились к этому мнению.
– Да, правда – это тяжкое бремя, – отвечал Ру-искатель, – но из того, что сыворотка излечивает кроликов, еще не следует, что она помогает детям. А знать это нужно наверняка… Нужно точно установить истину… Только сравнением детской смертности при применении сыворотки и без нее можно что-нибудь выяснить.
– Но если ты убедишься, что сыворотка действует, если окажется, что она действительно излечивает детей, подумай о той ответственности, которую ты берешь на себя за судьбу и смерть тех детей, которые сейчас не получат сыворотки.
Это был самый ужасный довод. Только один еще аргумент мог противопоставить ему Ру-искатель – он мог ответить Ру-человеку:
– Если мы не выясним истины на опыте с этими детьми, то люди успокоятся на мысли, что у них есть верное средство от дифтерии, охотники за микробами прекратят свои искания, и в будущем погибнут сотни тысяч детей, которые оказались бы спасены, если бы холодное научное исследование продолжалось.
Таков должен был быть окончательный и правдивый ответ науки на чувства. Но этот ответ не последовал, и можно ли упрекнуть обладающего человеческим сердцем Ру за то, что он свернул с тернистого пути, ведущего к истине? Он приступил к впрыскиваниям, и каждый из трехсот с лишним детишек, поступавших в больницу в течение последующих пяти месяцев, получил хорошую дозу дифтерийного антитоксина. Опыт дал весьма обнадеживающие результаты, и в это лето Ру имел уже основания объявить на конгрессе выдающихся медиков и ученых всего мира:
«Общее состояние детей после введения сыворотки быстро улучшается. В дифтерийных палатах почти не видно теперь бледных и посиневших лиц. Дети ведут себя живо и весело».
Он рассказал Будапештскому конгрессу о том, как под влиянием сыворотки горло детей быстро очищается от грязноватых серых пленок, служащих очагами размножения бацилл и местом, где те вырабатывают свой ужасный яд. Температура больных резко падает (будто прохладный ветерок проносится по раскаленным мостовым города). Конгресс приветствовал его бурной овацией. Все аплодировали стоя.
И все же… все же двадцать пять детей из ста погибали, несмотря на чудодейственную сыворотку.
Но не забудьте, что это было время восторженных эмоций, и Будапештский конгресс собрался не столько для служения истине, сколько для того, чтобы поговорить и поспорить о спасении жизней. Собравшиеся не придавали большого значения цифрам; они мало обращали внимания на докучливых критиков, выступавших со сравнительными цифрами и диаграммами; они были возбуждены и очарованы сообщением Ру о том, что сыворотка столь быстро и чудесно понижает температуру. И Ру ответил этим критикам (под аплодисменты всего зала): «Что из того, что умирают двадцать пять больных из ста? Вспомните, что несколько лет тому назад умирали пятьдесят из ста!»
