3
Мечников стал теперь охотником за микробами.
Вместе с Ольгой Николаевной и детьми, от радости хлопающими в ладоши, Мечников торопливо отправился в Вену, чтобы объявить там о своей новой теории иммунитета – что защищают нас от микробов блуждающие клетки, пожирающие их.
По прибытии туда он первым долгом направился в лабораторию своего друга, профессора Клауса – зоолога, почти ничего не знающего о микробах.
– Я буду весьма польщен честью опубликовать твою замечательную теорию в своем журнале, – сказал ему Клаус.
– Да, но мне нужно сначала придумать какое-нибудь научное название для этих клеток, пожирающих микробов. Что-нибудь этакое греческое… Ну, как, например, можно назвать по-гречески такие клетки?
Клаус со своими учеными коллегами почесали в затылках, порылись в словарях и наконец объявили:
– Фагоциты! Пожирающие клетки – по-гречески будет «фагоциты». Так их и назови!
Мечников поблагодарил их, закрепил на верхушке своей мачты слово «фагоцит» и пустился по бурному морю своей новой карьеры охотника за микробами, сделав это слово символом своей веры, средством к существованию и объяснением всего на свете.
Он страстно проповедовал теорию о фагоцитах, защищал их репутацию красивыми опытами и наживал себе из-за них врагов; несомненно, в развязывании войны 1914 года есть и его вина, как усиливающего неприязнь между Францией и Германией.
Из Вены он отправился в Одессу, где на общегородском собрании врачей прочитал большой научный доклад о целебных силах организма. Форма доклада была блестящей, искренность докладчика вне всяких сомнений, но история умалчивает о том, сказал ли он своим изумленным слушателям, что ни разу в жизни не видел ни одного фагоцита, пожиравшего хотя бы одного-единственного злокачественного микроба.
Мечников знал, что ему нужно каким-то способом найти подтверждение своей теории, и вдруг неожиданно нашел его в яркой и наглядной форме – на водяных блохах.
Он на время притих и занялся ловлей водяных блох в прудах и аквариумах; и здесь он еще раз показал свое дьявольское остроумие, потому что эти маленькие животные были так же прозрачны, как личинки морской звезды, и он мог через линзу видеть все, что происходит внутри них. Он превратился вдруг в настоящего серьезного исследователя и терпеливо стал искать какую-нибудь болезнь, свойственную водяным блохам. История уже не раз доказывала, что охотники за микробами в своих исканиях наталкиваются на что угодно, только не на то, что они ищут, но Мечникову в данном случае как раз повезло. После долгих наблюдений над повседневной бесцельной жизнью водяных блох он вдруг увидел сквозь линзу, как одно из этих животных проглотило несколько острых, иглоподобных спор ядовитых дрожжей. Эти иголочки проскользнули в крошечную глотку, выставили свои острые кончики через стенку желудка блохи и вошли в ее тело. Затем он увидел, как блуждающие клетки, фагоциты, стали пробираться к этим опасным иголочкам, окружили их со всех сторон, съели их, растворили и переварили.
Но если иной раз случалось, что фагоциты не успевали почему-либо выйти на бой со смертоносными дрожжевыми спорами, эти последние начинали быстро размножаться почкованием, превращались в настоящие дрожжи, набрасывались всей массой на водяную блоху, отравляли ее, и ей приходил конец.
Мечников с замиранием сердца следил за этой смертельной борьбой на крошечной арене, и теперь уж у него не оставалось никаких сомнений в абсолютной верности и непреложности его теории. Он поспешил опубликовать большую научную статью, в которой писал:
«Иммунитет водяной блохи, создаваемый ее фагоцитами, – яркий пример естественного иммунитета… в том случае, когда блуждающие клетки не успевают проглотить дрожжевые споры сразу после их проникновения в организм блохи… эти зародыши начинают выделять яд, который не только отталкивает фагоцитов, но и убивает их, полностью разрушая».
4
Пока Мечников занимался проверкой, имеет ли место то же самое у лягушек и кроликов, Россия в 1886 году была взволнована чудесной вестью о спасении Пастером шестнадцати смоленских крестьян, укушенных бешеным волком. Одесские благотворители и деятели земства поспешили собрать значительную сумму денег, чтобы немедленно организовать лабораторию в Одессе. А так как Мечников, изъездив все европейские университеты, читал в это время одесским докторам лекции о фагоцитах, пожирающих микробов, ему был предложен пост ученого директора нового института (для этого на время забыли, что он еврей).
«Как знать? – поговаривали тогда. – Может быть, профессор Мечников в нашем новом институте сумеет так выдрессировать своих крохотных фагоцитов, что они съедят всех микробов на свете!»
Мечников принял предложение, но при этом категорически потребовал:
«Я только теоретик и перегружен исследовательской работой, нужен еще кто-то, кто будет возиться с вакцинами и вообще делать практическую работу».
В Одессе тогда не было ни одного человека, достаточно знакомого с микробиологией, и один из друзей Мечникова, доктор Гамалея, был спешно командирован в институт Пастера. Пробыв некоторое время в Париже и научившись кое-чему у Ру и Пастера, Гамалея вернулся в Одессу и приступил к изготовлению вакцины от сибирской язвы и вакцины от бешенства. «Ну, теперь все будет в порядке», – сказал Мечников (который был еще очень мало знаком с коварными шутками ядовитых микробов!) и с головой ушел в свои теоретические исследования, манипулируя с собаками, кроликами и обезьянами для выяснения вопроса о том, пожирают ли фагоциты микробов туберкулеза, возвратного тифа и рожи. Научные труды сыпались дождем из его лаборатории, и европейские ученые были не на шутку заинтересованы открытиями нового гения, появившегося на юге России. Но вскоре он стал испытывать большие затруднения в своих опытах, так как собаки, кролики и обезьяны – увы! – не были так же прозрачны, как водяные блохи.
А тут еще началась пренеприятная канитель. Гамалея и другие сотрудники Мечникова стали ругаться между собой и путать вакцины; микробы в лаборатории удирали из пробирок; старые одесские врачи, скептически настроенные к новому способу лечения, приходили в лабораторию, задавали каверзные вопросы и распространяли по городу всякие сплетни. «Кто такой, в сущности, профессор Мечников? У него нет даже докторского диплома. Он простой естествоиспытатель, гоняющийся за призраками. Как он может что-нибудь знать о предупреждении болезней?»
«Где же обещанное лечение?!» – возмущались горожане.
«Дайте нам предохранительные средства!» – требовали помещики, стремившиеся к тому, чтобы выколотить побольше денег из своих имений. Мечников на миг очнулся от своих туманных теорий и, чтобы как-нибудь их успокоить, посоветовал обрызгивать поля бациллами куриной холеры для уничтожения полевых мышей, портивших хлеба. Но в газетах тотчас же появилась лживая и провокационная заметка о том, что Мечников сеет смерть, ибо куриная холера легко может превратиться в человеческую.
«Я совершенно не способен заниматься научной работой в таких условиях, – подумал про себя Мечников. – Я ведь только теоретик, и мне нужно тихое, укромное местечко для моих исследований».
