Но вот на его глазах эти пятна пространства превратились в оригинальных живых существ грушевидной формы… Он находил их в крови каждого животного, погибшего от техасской лихорадки, всегда внутри кровяных шариков, которые они разрушали, превращая кровь в воду. И никогда он не видел их в крови здоровой северной коровы.
«Возможно, это и есть микроб техасской лихорадки», – шептал он про себя, но, как добрый крестьянин, не спешил с выводами. Для полной уверенности он должен посмотреть кровь сотни коров, больных и здоровых, должен проверить миллионы красных кровяных шариков…
Жаркий период сейчас как раз миновал, наступил сентябрь, а все четыре северянки в загоне № 2 продолжали мирно пастись и поправляться, – на них не было клещей!
«А теперь еще раз проверим, виноваты ли тут клещи», – сказал Смит и перевел двух из этих прекрасно себя чувствующих северных коров в загон № 1, где было уже столько коровьих смертей. Через неделю несколько маленьких красно-бурых букашек оказались на ногах у этих коров. А еще через две недели одна из них была больна техасской лихорадкой, а другая уже мертва.
Но едва ли был на свете человек, которому требовалось больше доказательств, чтобы убедиться в чем-то, когда ему самому хотелось в это верить. Смиту еще нужно было убедиться окончательно! И вот у него оказался в запасе еще один простенький фокус – назовите его экспериментом, если хотите. Из Северной Каролины, с ее смертоносных полей, прибыли большие бидоны, и эти бидоны были наполнены травой, которая кишела ползающими, жаждущими крови клещами. Эти бидоны Теобальд Смит принес в загон № 3, где никогда не бывало ни одной южной коровы со своими сосущими кровь паразитами. Он исходил это поле вдоль и поперек и засеял его гибельным семенем – клещами. Затем Килборн привел туда попастись четырех здоровых северянок, а через несколько недель кровь их стала водянистой, одна корова погибла, а две из трех остальных заболели тяжелой формой техасской лихорадки, но поправились.
6
Итак, Теобальд Смит, первый из всех охотников за микробами, установил, как именно микроскопический убийца переходит с одного животного на другое.
В загоне, где был южный скот и клещи, северный скот погибал от техасской лихорадки; в загоне, где был южный скот без клещей, северный скот прекрасно жил и поправлялся; в загоне, где южного скота не было, а были только клещи, северный скот точно так же падал от техасской лихорадки. Значит, виноват клещ.
С помощью этих простых, но с удивительной тщательностью проведенных опытов Теобальд Смит доказал, что скотоводы действительно подметили великую тайну природы. Он извлек эту тайну из недр народной мудрости точно так же, как изобретение колеса, явившись плодом народного изобретательства, привело к созданию современных мощных двигателей.
Вы, наверное, думаете, что он удовлетворился проделанной работой? Ведь опыты были абсолютно бесспорны! Вы, наверное, думаете, что он посоветовал правительству начать истребительную борьбу с клещами? Нет, Теобальд Смит был исследователем иной породы. Он с нетерпением ждал наступления жаркого сезона 1890 года, чтобы повторить еще раз те же самые опыты и добавить к ним несколько новых, чрезвычайно простых, но безусловно необходимых для окончательного установления виновности клеща.
«Каким образом эти насекомые переносят болезнь между коровами? – размышлял он. – Ведь мы установили, что клещ проводит всю свою жизнь на одной корове, а не перелетает, как муха, с одного животного на другое».
Это был очень сложный вопрос, слишком тонкий для грубой науки фермеров, и Смит взялся за распутывание этого узла.
«Можно предположить, что клещи, насосавшись крови и достигнув зрелости, падают и растаптываются скотом, оставляя на траве крохотных грушевидных микробов, которые затем поедаются северными коровами».
Он взял несколько тысяч клещей, присланных в бидонах из Северной Каролины, смешал их с сеном и стал кормить северную корову, помещенную в специальное изолированное стойло. Но ничего не случилось; корова была очень довольна этим кормом; она стала жиреть. Он пытался испортить желудок другой корове, угощая ее супом из давленых клещей, но и эта корова с удовольствием уплетала необыкновенное блюдо, и даже стала от него поправляться.
Дело не клеилось; очевидно, таким путем коровы микробов не получали; Смит немного растерялся. И еще другие проклятые вопросы не давали ему спать. Почему требовалось тридцать с лишним дней для того, чтобы загон сделался опасным после водворения туда напичканных клещами южных коров? Скотоводам тоже был известен этот факт: они знали, что можно смешивать вновь прибывших южных коров с северными и держать их вместе дней двадцать, и если затем убрать северных коров, то они не заболеют техасской лихорадкой; но если оставить их в этом же загоне на более продолжительный срок – даже удалив оттуда южных коров, – то непременно случится гибельная эпидемия среди северянок. В этом-то и была загвоздка!
И вот в один прекрасный летний день 1890 года благодаря очень странному и совершенно непредвиденному стечению обстоятельств картинка этого пазла сложилась. Решение задачи открылось Теобальду Смиту с чудесной неожиданностью; оно само закричало о себе; оно свалилось ему на голову, когда он был занят совершенно другими вещами.
В то время он с увлечением занимался всевозможными опытами: целыми галлонами выпускал кровь северным коровам, чтобы вызвать у них малокровие, – ему нужно было убедиться в том, что те крохотные забавные грушевидные образования, которые он находил в кровяных шариках, – действительно микробы, а не какие-то изменения в крови, случающиеся в результате малокровия. Он учился искусственно выводить молодых, чистеньких клещей на стеклянных блюдцах в своей лаборатории; он продолжал с добросовестной настойчивостью обдирать клещей с южных коров, чтобы доказать, что эти коровы безвредны для северянок, и если, бывало, ему не удавалось выловить всех клещей, то опыты шли насмарку… Он обнаружил странный факт, что северные телята заболевали только легкой формой лихорадки там, где их матери безусловно погибали. Он старался выяснить, какое еще действие мог оказывать клещ на северную корову. Ведь мог же он причинять ей и другой вред, кроме техасской лихорадки? Тут-то и произошел этот счастливый несчастный случай…
Однажды он задался вопросом: «Если я возьму молодых, чистеньких клещей, выведенных в стеклянных блюдцах на моем чердаке, клещей, которые никогда не бывали ни на скоте, ни в опасных полях, если я насажаю этих клещей на северных коров и дам им сосать кровь, сколько им вздумается, – смогут ли они высосать столько крови, чтобы вызвать у коровы малокровие?»
Это был, на мой взгляд, совершенно пустой и бесцельный вопрос. Его мысли витали на расстоянии тысяч миль от техасской лихорадки…
Но он все-таки попробовал. Он взял хорошую, упитанную годовалую телку, поставил ее в изолированное стойло и изо дня в день сажал на нее по нескольку сот молодых, свеженьких клещей, придерживая ее, пока эти козявки забирались к ней под шерсть, чтобы как следует прицепиться к шкуре. Каждый день, по мере того как клещи жадно сосали, он делал ей небольшие надрезы и брал кровь, чтобы проверить, не начинаются ли явления малокровия. И вот однажды утром Теобальд Смит вошел в стойло для обычной процедуры и положил руку на шею телке… Что такое? У нее жар! И сильный жар! Подозрительно высокая температура! Она стояла, понурив голову и не желая есть, а ее кровь, которая всегда вырывалась из надрезов густой, обильной и красной струей, стала вдруг жидкой и темноватой. Он помчался к себе на чердак с образцами крови, заложенными между стеклышками… Вот уж препарат под микроскопом, и – невероятно, но факт! – кровяные шарики были исковерканы, сморщены и зазубрены, вместо того чтобы быть круглыми и гладкими, как обтертая монета. А внутри этих разрушенных шариков – это было положительно чудо! – оказались крохотные грушевидные микробы…
