— Но все эти виды оружия к бою не готовы. Ядерная бомба — это самое мощное проверенное оружие человечества. Те недостатки, которые вы перечислили, можно будет исправить. Например, добавив среду, в которой будет распространяться ударная волна — как шарики от подшипников в гранате.
— Любопытная идея. Заметно ваше научное образование.
— Я учился на инженера ядерной энергетики. Поэтому мне нравятся атомные бомбы. Я их понимаю.
Аллен засмеялся:
— Я почти забыл, насколько смешно обсуждать такие вопросы с Отвернувшимся.
Оба рассмеялись, но Рей Диас быстро вернулся к серьезному разговору:
— Доктор Аллен, вы, как и все прочие, рассматриваете стратегию Отвернувшихся как нечто загадочное. На сегодняшний день водородная бомба является самым мощным пригодным к бою оружием, доступным человечеству. Разве не естественно сосредоточиться на этом? Я полагаю, что мой подход к проблеме является правильным.
* * *
Собеседники остановились посреди тихой лесной тропинки, по которой они прогуливались.
— Ферми и Оппенгеймер ходили этой тропинкой бессчетное число раз, — рассказал Аллен. — После Хиросимы и Нагасаки большинство разработчиков первого поколения ядерного оружия провели остаток своей жизни в депрессии. Им было бы легче, если бы они знали, какую задачу человечество теперь ставит перед своим оружием.
— Оружие — вещь хорошая, независимо от того, насколько оно страшное. И еще: когда я приду в следующий раз, надеюсь, что не увижу, как вы разбрасываете повсюду бумагу. Не стоит давать софонам повод думать, что мы свиньи неопрятные.
* * *
Кейко Ямасуки проснулась посреди ночи; она лежала одна, и постель рядом с ней уже остыла. Она встала, оделась, вышла из дома и сразу же увидела тень своего мужа во дворе — как обычно, в бамбуковой роще. Они владели недвижимостью в Англии и Японии, но Хайнс предпочитал жить в Японии. Он говорил, что лунный свет Востока его успокаивает. Сегодня луны не было. И бамбук, и его фигура в кимоно потеряли глубину; они выглядели развешанными под звездами изящными бумажными вырезками.
Хайнс услышал шаги Кейко Ямасуки, но не обернулся. Как ни удивительно, Кейко носила одни и те же туфли как в Англии, так и в Японии. Даже в своем родном городе она никогда не ходила в гэта
[19]. Но слышал он ее шаги только здесь.
— Любовь моя, ты уже несколько ночей не спишь нормально, — негромко сказала она. Летние насекомые смолкли, и тишина заполнила все пространство, как вода.
— Кейко, у меня не получается, — вздохнул Хайнс. — Ничего не приходит в голову. Не могу ничего придумать.
— И никто не может. Я утверждаю, что окончательного плана победоносной войны не существует. — Она сделала пару шагов навстречу Хайнсу, но их по-прежнему разделяли несколько ростков бамбука. Роща была их местом для раздумий; здесь возникло вдохновение для большей части их научных изысканий. Они редко ласкали друг друга в этом священном месте; наоборот, здесь они всегда сохраняли формальную вежливость, как и полагается поступать в атмосфере, пропитанной философией Востока. — Билл, отдохни. Достаточно того, что ты стараешься.
Хайнс повернулся; лицо его смутно выделялось в полутьме рощи.
— Невозможно. Любой мой шаг пожирает огромное количество ресурсов.
— Тогда почему бы не попробовать вот что… — быстро ответила Кейко. Очевидно, она долго размышляла над этой проблемой. — Работай над тем, что все равно будет полезно людям, даже если тебе не удастся решить задачу полностью.
— Вот-вот, Кейко, об этом я и раздумываю. Я решил, что если сам ничего не изобрету, то хотя бы помогу другим найти нужное решение.
— Каким другим? Другим Отвернувшимся?
— Нет, они не в лучшем положении, чем я сам. Я говорю о наших потомках. Естественный эволюционный процесс требует не менее двадцати тысяч лет, чтобы проявить себя. Человеческой цивилизации всего лишь пять тысяч лет, а современной технологической цивилизации только двести. Кейко, задумывалась ли ты когда-нибудь, что современные научные исследования ведутся мозгом примитивного человека?
— Ты хочешь искусственно ускорить эволюцию мозга?
— Мы уже давно исследуем мозг. Следует расширить эти работы до такого масштаба, когда они смогут помочь обороне планеты. Если заниматься этим вопросом век или два, то не исключено, что нам удастся развить интеллект человека. Тогда наука будущего сможет вырваться из тюрьмы, в которую ее заперли софоны.
— В нашей отрасли науки «интеллект» — расплывчатый термин. Что именно…
— Я подразумеваю интеллект в самом широком смысле слова. Не просто традиционное определение способностей к логике, но и способность к обучению, воображению и изобретательству. Добавь также способность накапливать опыт и здравый смысл без потери остроты ума. И способность к долгому умственному труду, чтобы мозг мог думать непрерывно и не уставая. Мы можем даже подумать, как сделать сон ненужным. И так далее.
— Что для этого потребуется? Можешь сказать хотя бы приблизительно?
— Нет, пока не могу. Возможно, получится соединить мозг с компьютером и таким образом усилить человеческий разум. Или, может быть, удастся напрямую объединить мысли различных людей. Или наследовать память. Но по какому бы пути мы ни пошли, искусственное развитие интеллекта должно начинаться с глубокого понимания, как работает человеческий мозг.
— Это как раз то, чем мы занимаемся.
— Мы можем продолжать наши исследования. Разница в том, что теперь нам доступны огромные ресурсы.
— Дорогой, я счастлива. Я в восторге! Вот только как Отвернувшийся не полагаешь ли ты, что этот план немного…
— Не ведет напрямую к цели? Может быть. Но, Кейко, подумай. Человеческая цивилизация состоит из людей. Если мы научимся улучшать людей, то наша работа перевернет мир. И в любом случае, что еще я могу сделать?
— Билл, ты молодец!
— Так что подумай вот о чем. Если мы превратим нейрофизиологию и исследование мышления во всемирный исследовательский проект и если мы вложим в него невероятно большие средства, как долго нам придется ждать результатов?
— Где-то около столетия.
— Давай добавим пессимизма и скажем, что два столетия. Тогда у высокоразумных людей останется две сотни лет в запасе. Если они потратят один век на фундаментальные науки и один век на их воплощение в технологии…
— Даже если это им не удастся, мы все равно сделаем то, что всегда хотели.
— Кейко, иди со мной до последнего дня, — прошептал Хайнс.
