— Значит ли это, что вы собираетесь лечь в анабиоз вплоть до битвы Судного дня, а потом лично принять участие в боевых действиях?
— У меня нет выбора. Вы же знаете, что я побывал в Японии, Китае и Афганистане. Ни в одном из этих мест я не нашел того, что мне нужно.
— Вы даже кое-кого навестили, — добавил представитель США.
— Это так. Я встретился с ним. Но, — Тайлер удрученно вздохнул, — и это не помогло. Я продолжу усилия по созданию подразделения пилотов-истребителей. Но если мне это не удастся, тогда я сам поведу их в последнюю атаку.
Никто не проронил ни слова. Когда упоминалась битва Судного дня, люди обычно предпочитали хранить молчание.
Тайлер продолжил:
— У меня есть еще одно дополнение к плану москитного роя. Я хочу провести собственные исследования некоторых объектов Солнечной системы в тех районах, которые выберу сам. Перечень таких объектов включает в себя Европу, Цереру и несколько комет.
Кто-то задал вопрос:
— Какое это имеет отношение к флоту космических истребителей?
— Обязан ли я отвечать? — спросил Тайлер, глядя на председателя.
Никто не проронил ни слова. Разумеется, он не обязан был отвечать.
— И последнее. У меня есть рекомендация. СОП и все другие страны планеты должны умерить свою борьбу с ОЗТ.
Рей Диас вскочил со своего кресла:
— Мистер Тайлер, даже если вы заявите, что это часть плана, я все равно категорически против такого возмутительного предложения!
Тайлер отрицательно покачал головой:
— Это не часть моего плана. Предложение не связано с проектом «Отвернувшиеся». Причины должны быть очевидны. Если мы продолжим борьбу против ОЗТ, то через два или три года мы его полностью разгромим — и потеряем единственный прямой канал связи между Землей и Трисолярисом. Мы потеряем самый важный источник разведывательных данных о противнике. Я уверен, вы понимаете, к чему это приведет.
Хайнс согласился:
— Хорошо. Но это предложение должно быть внесено не Отвернувшимся. Народ видит нас троих единомышленниками. Позаботьтесь, пожалуйста, о нашей репутации.
Дальнейшие слушания вылились в безрезультатный спор, однако под конец было достигнуто соглашение поручить СОП изучить три поправки к плану Тайлера и вынести их на голосование на следующих слушаниях.
Тайлер оставался сидеть в кресле, пока зал не опустел. Он был изнурен своими поездками, и его клонило в сон. Осматриваясь в пустом зале, он внезапно осознал опасность, которую до сих пор не замечал. Ему нужно было найти врача или психолога, а также специалиста по расстройствам сна.
Ему нужно было найти кого-нибудь, кто излечил бы его от привычки говорить во сне.
* * *
В десять часов вечера Ло Цзи и Чжуан Янь шли к главному входу в Лувр. Кент посоветовал ночную экскурсию, чтобы их было удобнее охранять.
Первым, что они увидели, была стеклянная пирамида, скрытая зданием дворца от шума ночного Парижа. Она стояла неприметно, залитая бледным лунным светом, как будто отлитая из серебра.
— Господин Ло, вам не кажется, что она прилетела из космоса? — спросила Чжуан Янь, указывая на пирамиду.
— Так всем кажется, — ответил Ло Цзи.
— Поначалу она выглядит немного чуждо, но чем больше к ней присматриваешься, тем больше она врастает в пейзаж.
«Как встреча двух совершенно разных миров», — подумал про себя Ло Цзи.
В этот момент вся пирамида осветилась, перекрашиваясь из лунного серебра в яркое золото. Заработали фонтаны в близлежащих бассейнах, посылая к небу струи воды и света. Чжуан Янь в тревоге бросила взгляд на Ло Цзи; ее взволновало пробуждение Лувра при их появлении. Под шум воды они проследовали в глубь пирамиды в зал Наполеона и дальше, во дворец.
Сначала они направились в самый большой выставочный зал. Он был двести метров длиной и освещен мягким светом. Их шаги гулко раздавались в пустоте зала. Ло Цзи скоро понял, что слышит эхо только своих шагов. Чжуан Янь шагала легко, как кошка, как ребенок в сказке, который попадает в волшебный замок и боится разбудить то, что там дремлет. Он пошел медленнее — не ради картин, которые его нисколько не интересовали, но чтобы любоваться Чжуан Янь с расстояния, на фоне всей этой красоты. Прекрасная восточная женщина была на удивление к месту среди статуй греческих богов, среди ангелов и ликов Богоматери, взирающих на нее со старинных масляных полотен. Как и стеклянная пирамида во дворе, она вскоре слилась с окружением и стала частью священного мира искусства. Без нее здесь чего-то не хватало бы. Завороженный, он не замечал хода времени.
Через некоторое время Чжуан Янь вспомнила о Ло Цзи и послала ему улыбку. Его сердце дрогнуло, как будто его ударила молния, брошенная в мир смертных с вершины Олимпа на картине.
— Я слышал, что человеку с натренированным глазом понадобится целый год, чтобы осмотреть всю коллекцию, — заметил он.
— Я знаю, — просто ответила она. Но ее глаза спрашивали: «Что тут поделаешь?» Потом она перенесла свое внимание обратно на картины. За все это время она осмотрела только пять из них.
— Не беда, Яньянь. Я могу каждую ночь рассматривать картины вместе с вами, целый год. — Слова вырвались сами.
Она повернулась к нему, явно в волнении:
— В самом деле?
— В самом деле.
— Вот как… Господин Ло, вы бывали здесь раньше?
— Нет. Но я был в Центре Помпиду, когда приезжал в Париж три года назад. Поначалу я думал, что вам будет интереснее сходить туда.
Она покачала головой:
— Я не люблю современное искусство.
— Тогда все это… — Ло Цзи посмотрел вокруг: на богов, ангелов и Богоматерь. — Вы не считаете, что это устарело?
— Я не люблю слишком старых работ. Я люблю картины Ренессанса.
— Они тоже довольно старые.
— Но для меня они не выглядят старыми. Художники Ренессанса были первыми, кто обнаружил, что человек прекрасен. Они изображали бога красивым и добрым человеком. Глядя на эти работы, можно почувствовать радость создавшего их художника — такую же, какую почувствовала я, впервые увидев озеро и гору, всю в снегу.
— Это, конечно, хорошо, но дух гуманизма, созданный мастерами Ренессанса, стал теперь камнем преткновения.
— Вы имеете в виду Трисолярианский кризис?
— Да. Вы наверняка заметили, что происходит в последнее время. Через четыре столетия мир постигнет катастрофа, и он вернется в Средневековье; гуманизм будет растоптан.
— И искусство погрузится во мрак долгой зимней ночи?
Глядя в невинные глаза Чжуан Янь, он криво усмехнулся в душе. «Глупышка, ты говоришь об искусстве, но если человечеству суждено выжить, откат к примитивному Средневековью будет невысокой ценой». Вслух же он сказал:
