Ло Цзи на мгновение задумался.
— Я готов.
Чжуан Янь думала намного дольше, затем кивнула.
— Тогда начнем.
Они уставились друг на друга, но, не выдержав и полуминуты, практически одновременно расхохотались.
— У меня было вот какое послание: «Сегодня я хотел бы пригласить вас на ужин на Елисейских Полях», — сообщил он.
Чжуан Янь согнулась от смеха:
— А мое было… «Вам не мешало бы побриться!»
— Мы обсуждаем серьезные вопросы, касающиеся судеб человечества; нам полагается вести себя серьезно! — Ло Цзи с трудом удерживался от смеха.
— На этот раз смеяться не разрешается! — согласилась она, серьезная, как ребенок, меняющий правила игры.
Они отвернулись друг от друга, загадывая сообщения, затем повернулись и принялись смотреть друг другу в глаза. Ло Цзи так и подмывало расхохотаться, но он постарался подавить смех. Вскоре эта задача стала легче, потому что чистый взгляд Чжуан Янь снова начал играть на струнах его сердца.
Отвернувшийся и молодая девушка стояли глухой ночью посреди Лувра перед улыбкой Моны Лизы и смотрели друг на друга.
В плотине души Ло Цзи появилась маленькая трещинка; вскоре течение расширило ее, превратив в бурлящий поток. Он испугался и попытался устранить течь, но не смог. Плотина была обречена.
Ему показалось, что он стоит на вершине огромной скалы, а глаза девушки были бездонной пропастью внизу, покрытой морем чистых, белых облаков. Солнце светило со всех сторон, превращая облака в океан переливающихся красок. Ло Цзи почувствовал, что медленно, очень медленно скользит вперед и не может остановиться. В панике он замахал руками, стараясь ухватиться за что-нибудь. Под ногами у него был только скользкий лед. Скольжение ускорялось до тех пор, пока у него не закружилась голова, и он начал падать в бездну. И в то же мгновение радость падения стала такой невыносимой, что перешла в острейшую, на пределе выдержки, боль.
«Мона Лиза» стала расплываться. Искажались стены, плавясь, как лед, рушился Лувр, и каждый падающий камень обращался в раскаленную докрасна магму. Соприкасаясь с их телами, магма давала ощущение родниковой прохлады. Они обрушились вместе с Лувром, минуя кипящую Европу, к центру Земли, и как только достигли его, мир взорвался ливнем изумительных космических фейерверков. Затем искры погасли, и во мгновение ока космос сделался кристально чист. Звезды сплетали хрустальные лучи в гигантское серебряное покрывало, и планеты трепетали, издавая чудесную музыку. Звезд становилось все больше и больше, а потом Вселенная сжалась, и все исчезло, остался лишь животворный свет любви.
* * *
— Необходимо немедленно приступить к наблюдениям за Трисолярисом! — заявил генерал Фицрой доктору Ринье. Они находились в зале управления космическим телескопом «Хаббл II», через неделю после окончания его сборки в космосе.
— Генерал, я боюсь, это невозможно.
— Сдается мне, что вы, господа астрономы, развели тут частную лавочку, занимаетесь своими собственными делами, а не тем, чем надо!
— Я бы с удовольствием проводил свои собственные наблюдения, если бы только это было возможно. Но мы продолжаем тестировать «Хаббл II».
— Вы работаете на военных. Все, что вам нужно делать, — это выполнять приказы!
— Здесь нет военных, кроме вас. Мы следуем плану испытаний, подготовленному в НАСА.
Генерал смягчил тон:
— Доктор, а нельзя использовать Трисолярис в качестве объекта пробных наблюдений?
— Объекты для пробных наблюдений были тщательно отобраны по расстоянию и по классу светимости. План испытаний был разработан с целью максимальной экономии, чтобы все этапы испытаний можно было осуществить за один поворот телескопа. Чтобы сейчас навести его на Трисолярис, нам потребовалось бы повернуть телескоп на тридцать градусов туда и на тридцать обратно. Поворот этой махины расходует топливо. Мы сберегаем деньги армии, генерал!
— Давайте тогда посмотрим, как вы их сберегаете. Я только что нашел вот это на вашем компьютере.
Фицрой предъявил астроному фотографию, которую до сих пор прятал за спиной. Это был вид сверху на группу людей, в возбуждении задравших головы, — тех же самых людей, которые сейчас присутствовали в зале управления, с Ринье в центре. Кроме них на снимке были три какие-то бабенки в завлекающих позах (по-видимому, подружки астрономов). Вечеринка проходила на крыше корпуса, в котором находился зал управления. Фотография была чистой и резкой, как будто ее снимали с десяти или двадцати метров над крышей. От обычных фотографий ее отличали сложные числа, наложенные поверх изображения.
— Доктор, вы стоите на самой высокой точке здания. У здания нет крана, как в киносъемочном павильоне, не так ли? Вы утверждаете, что поворот «Хаббла II» на тридцать градусов стоит денег. Хорошо, так сколько же тогда стоит повернуть его на триста шестьдесят градусов? И еще: все эти миллионы долларов были потрачены не для того, чтобы вы с приятелями фотографировались из космоса. Следует ли мне списать эту сумму с вашего банковского счета?
— Генерал, разумеется, ваш приказ будет выполнен, — поспешно ответил Ринье, и инженеры приступили к работе.
Из базы данных извлекли координаты цели. Далеко в космосе громадный цилиндр, более двадцати метров в диаметре и более ста метров в длину, начал медленно поворачиваться. Картина звездного неба побежала по экрану в зале управления.
— Это то, что видит телескоп? — Фицрой указал на экран.
— Нет, это всего лишь картинка с системы позиционирования. Телескоп передает отдельные кадры, которые нужно обработать, прежде чем их можно будет посмотреть.
Через пять минут звезды замерли на экране. Система управления доложила, что телескоп стабилизировался. Еще через пять минут Ринье объявил:
— Готово. Теперь возвращайтесь к ориентации по плану испытаний.
Фицрой удивился:
— Что? Уже сделано?
— Да. Идет обработка снимков.
— Не можете ли вы снять еще парочку?
— Генерал, мы уже получили двести десять снимков при различном увеличении.
В это время закончилась обработка первого кадра, и Ринье указал на экран:
— Смотрите, генерал. Вот вражеский мир, который вы так жаждали увидеть.
Фицрой ничего не увидел, кроме группы из трех пятен на темном фоне. Пятна были размытыми, как уличные фонари в тумане. Это были три звезды, которые решат судьбу двух цивилизаций.
— То есть мы и в самом деле не можем увидеть планету… — Фицрой не мог скрыть разочарования.
— Разумеется, не можем. Даже когда будет построен двухсотметровый «Хаббл III», мы сможем наблюдать Трисолярис лишь при нескольких конфигурациях системы, и мы увидим его как точку, без каких-либо подробностей.
