— Похоже, что… одна, две, три, четыре… десять щетинок длиннее, чем остальные. Они выдвинуты вперед.
— Правильно. Эти десять волн очень слабые. Их можно увидеть только после дополнительной обработки изображения.
Фицрой повернулся к Ринье. На его лице было то же самое выражение, что и десять лет назад, когда был обнаружен флот Трисоляриса.
— Доктор, значит ли это, что эти десять боевых кораблей разгоняются?
— Они все разгоняются. Эта группа быстрее прочих. Но это не боевые корабли. Количество волн увеличилось; теперь их одна тысяча десять. Анализ структуры этих дополнительных волн показывает, что объекты намного меньше, чем боевые корабли, идущие позади. Они во много тысяч раз меньше — размером с грузовик. Но мы все равно можем видеть создаваемые ими волны, поскольку их скорость очень высока.
— Такие маленькие… Это зонды?
— Да, по-видимому, зонды.
Это оказалось еще одним шокирующим открытием «Хаббла II». Человечество встретится с трисолярианскими объектами раньше, чем ожидалось — даже если это всего лишь десять небольших зондов.
— Когда они достигнут Солнечной системы? — нервно спросил Фицрой.
— Не могу сказать наверняка. Зависит от ускорения; но они однозначно прибудут раньше, чем флот. По консервативной оценке, на полстолетия раньше. Флот, очевидно, идет с максимальным ускорением, но по какой-то причине, которой мы не понимаем, они хотят достичь Солнечной системы как можно раньше. Поэтому они запустили зонды, которые могут разгоняться еще быстрее.
— У них есть софоны; зачем им тогда зонды? — спросил один из инженеров.
Они задумались, но вскоре Ринье сказал:
— Бросьте. Нам все равно не понять.
— Нет, — возразил Фицрой, подняв руку. — Давайте-ка попробуем разобраться хотя бы в части этой загадки. Мы сейчас смотрим на события четырехлетней давности. Вы можете вычислить точную дату, когда флот запустил зонды?
— Нам повезло, что флот запустил их на снегу… я имею в виду пыль… Это позволит нам определить дату по наблюдениям пересечений волн от зондов и волн от флота.
И Ринье назвал дату.
На мгновение Фицрой потерял дар речи; потом сел и закурил сигарету. Наконец он сообщил:
— Доктор, вы не политик. Как я не смог бы увидеть эти десять длинных щетинок в щетке, так и вы не понимаете, что эта дата — важнейший факт.
— Что такого особенного в этой дате? — недоумевал Ринье.
— В этот день четыре года назад я присутствовал на слушаниях СОП по проекту «Отвернувшиеся». На этом заседании Ло Цзи предложил воспользоваться Солнцем, чтобы отправить свое заклинание во Вселенную.
Ученые и инженеры переглянулись.
Фицрой продолжал:
— Как раз в это самое время Трисолярис прислал ОЗТ второй приказ, требуя уничтожения Ло Цзи.
— Уничтожения Ло Цзи? Он на самом деле так важен?
— А-а, вы о том, что он сначала был сентиментальным плейбоем, а потом стал строить из себя колдуна? Ну да, ну да. Мы все так думали. А вот Трисолярис думает иначе.
— Ну… а кто он, по-вашему, генерал?
— Доктор, вы верите в Бога?
Этот неожиданный вопрос на мгновение лишил Ринье дара речи.
— Бог? Сегодня это слово означает много разных понятий, несет много разных смыслов, и я не знаю, что именно вы…
— Я верю не потому, что у меня есть доказательства, а потому, что это относительно безопасно. Если Бог существует, то верить в него правильно. Если Бога нет, то я ничего не теряю.
Слова генерала вызвали у присутствующих смех.
— Вторая половина фразы неточна, — поправил Ринье. — Нам есть что терять, по крайней мере в научном плане… Даже если Бог существует — что с того? Какое он имеет отношение к тому, на что мы сейчас смотрим?
— Если Бог правда существует, то у него может быть представитель в мире смертных.
Все таращились на Фицроя почти целую вечность, прежде чем поняли смысл его слов. Тогда один из астрономов спросил:
— Генерал, о чем вы? Бог не выбрал бы своего представителя из нации атеистов.
Фицрой затушил сигарету и развел руками.
— Когда вы исключили все невозможное, то, что останется, окажется истиной, каким бы невероятным оно ни было. Вы можете предложить объяснение получше?
— Если под Богом вы подразумеваете некую высшую силу, поддерживающую порядок и справедливость во Вселенной… — размышлял вслух Ринье.
Фицрой прервал его, подняв руку, как будто верховная сила, о существовании которой они только что узнали, могла от этих слов ослабеть.
— Так верьте же, все вы. Начинайте прямо сейчас, — сказал он и перекрестился.
* * *
Испытательный пуск «Тяньти III» показывали по телевизору. Сооружение трех космических лифтов началось пять лет назад. «Тяньти I» и «Тяньти II» ввели в эксплуатацию в начале года, поэтому испытания «Тяньти III» не привлекли большого внимания. Все орбитальные лифты строились с одиночным основным тросом, что ограничивало их возможности. Лифты с четырьмя тросами пока что находились на стадии проектирования; но даже уже построенные были огромным шагом вперед по сравнению с химическими ракетами. Если не учитывать стоимость строительства, выход на орбиту стал дешевле, чем полет на гражданском авиалайнере. Это привело к тому, что к уже видимым в ночном небе Земли объектам добавились новые — теперь там сияло множество крупных орбитальных станций.
«Тяньти III» был единственным космическим лифтом, построенным посреди океана. Его основание было закреплено на искусственном плавающем острове в Тихом океане, оснащенном ядерными электростанциями и способном самостоятельно передвигаться, благодаря чему можно было корректировать позицию лифта на экваторе. Подобный остров описал Жюль Верн, поэтому его часто называли островом Верна. На экране телевизора океана не было видно — только металлическое основание лифта в форме пирамиды и окружающий его стальной город. На нижнем конце троса установили цилиндрическую грузовую кабину, сейчас готовую к старту. Трос, поднимающийся в космос, тонул в небе, становясь невидимым, потому что его диаметр составлял только шестьдесят сантиметров. Порой на тросе поблескивало заходящее солнце.
Три пожилых человека — Чжан Юаньчао и его соседи, Ян Цзиньвэнь и Мяо Фуцюань — вперились в экран телевизора. Им всем было уже за семьдесят; никто не назвал бы их развалинами, но они были определенно стары. Их тяготило вспоминать былое; им не хотелось задумываться о будущем; а поскольку с настоящим они не могли ничего поделать, то в это необычное время им оставалось лишь доживать свои дни, ни о чем не думая.
Чжан Вэймин, сын Юаньчао, ввел в комнату Яньяня, его внука. Вэймин нес в руках бумажный конверт.
— Папа, вот твоя продуктовая карточка и талоны на хлеб. — Чжан Вэймин вынул из конверта ворох разноцветных купонов и передал отцу.
