А мне отдайте из глубин бездонных
Своих изгоев, люд забитый свой,
Пошлите мне отверженных, бездомных,
Утешит их экрана свет златой!
[34]
Рядом со статуей установили черную гранитную стелу, названную Монументом веры, и на ней выгравировали символ веры на разных языках:.
Человечество победит, защищая свой дом от вторжения с Трисоляриса. Враг будет разбит. Земля останется нашей навечно.
Центр веры был открыт уже три дня. Все это время Хайнс и Кейко дожидались посетителей в торжественно оформленном вестибюле. Небольшое здание Центра, построенное недалеко от площади Объединенных Наций, привлекало туристов. Они фотографировали статую Свободы и монумент Веры, но внутрь никто не заходил. Казалось, люди опасались приближаться к дверям Центра.
— У меня такое ощущение, будто мы владельцы едва живой семейной лавки, — пошутила Кейко.
— Дорогая, это здание однажды станет памятником истории, — торжественно заверил Хайнс.
На третий день, в полдень, кто-то наконец вошел в двери Центра. Лысый, угрюмый мужик среднего возраста с трудом держался на ногах, и от него пахло спиртным. Он подошел к Хайнсу с Кейко и заплетающимся языком объявил:
— Я здесь, чтобы поверить.
— Центр веры обслуживает только военнослужащих космических сил. Покажите ваше удостоверение, — поклонившись, попросила Кейко. Хайнс отметил, что она ведет себя как хорошо вышколенная официантка отеля «Токио Плаза».
Мужик покопался в карманах и вытащил удостоверение.
— Я работаю в космических войсках. Гражданский служащий. Сойдет?
Изучив удостоверение, Хайнс кивнул:
— Мистер Вилсон, вы хотите пройти процедуру прямо сейчас?
— Ага, прямо сейчас, — ответил он. — Эта… штуковина, которую вы называете символ веры… я ее записал вот здесь. — Он вынул из нагрудного кармана аккуратно сложенную записку. — Хочу в это поверить.
Кейко уже собиралась пояснить, что по решению СОП ментальную печать можно накладывать только по той формулировке, которая приведена на монументе у дверей. Не дозволялось вносить никаких изменений ни в единое слово. Хайнс мягко остановил Кейко. Интересно узнать, что же написано на этом клочке бумаги. Он развернул записку и прочел:
«Катерина меня любит. Она никогда мне не изменяла и не изменит!»
Кейко еле удержалась от смеха. Разгневанный Хайнс скомкал бумажку и бросил ее в лицо пьяному посетителю:
— Убирайтесь отсюда ко всем чертям!
После ухода Вилсона еще один человек прошел мимо монумента Веры, пересекая невидимую границу, от которой туристы держались подальше. Он стал расхаживать между монументом и входом в Центр и вскоре привлек внимание Хайнса. Хайнс позвал Кейко и указал на посетителя:
— Посмотри на него. Он наверняка солдат.
— Вид у него усталый, как физически, так и психически, — заметила она.
— Но он солдат. Поверь мне, — повторил Хайнс. Он уже собрался было выйти наружу и поговорить с ним, но в этот момент мужчина направился к дверям Центра. Он был того же возраста, что и Вилсон, с красивым восточным лицом, на котором — Кейко не ошиблась — проступали несомненные признаки меланхолии. Его неприятности, однако, были иного рода, чем у бедняги Вилсона. Судя по всему, он уже много лет пребывал в депрессии, но успел смириться со своим душевным состоянием.
— Меня зовут У Юэ. Я хотел бы поверить, — представился вошедший. Хайнс отметил, что он сказал «поверить», а не «уверовать».
Кейко Ямасуки поклонилась и повторила свою приветственную фразу:
— Центр веры обслуживает только военнослужащих космических сил. Пожалуйста, предъявите удостоверение.
У Юэ не полез за удостоверением. Вместо этого он сказал:
— Шестнадцать лет назад я прослужил в космических войсках один месяц, а затем вышел в отставку.
— Вы прослужили один месяц? — заинтересовался Хайнс. — Если вы не против ответить… Почему вы подали в отставку?
— Я пораженец. И мои командиры, и я сам поняли, что я не годен к службе в космических силах.
— Пораженчество — это широко распространенное убеждение. Вы, по-видимому, честный человек и открыто рассказали о нем. Может статься, ваши сослуживцы, продолжившие службу, сомневались в победе побольше вашего, но помалкивали, — сказала Кейко.
— Может быть. Однако на протяжении всех этих лет я чувствую себя не у дел.
— Потому что оставили службу?
У Юэ покачал головой:
— Нет, не поэтому. Я родился в интеллигентной семье и получил хорошее образование. Даже став военным, я продолжал рассматривать человечество как единое целое. Я всегда считал, что для солдата высшая честь — сражаться за всю человеческую расу. И такая возможность появилась. Но эту войну нам суждено проиграть.
Хайнс собирался что-то сказать, но Кейко перебила его:
— Можно спросить, сколько вам лет?
— Пятьдесят один.
— Если даже вы обретете веру и сможете вернуться в космические войска, не поздно ли возобновлять службу?
Хайнс видел, что ей недостает решимости отказать напрямую. Вне всякого сомнения, этот грустный мужчина притягивает к себе женский взор. Но Хайнса это не тревожило. Посетитель был погружен в уныние, и ничто иное его не занимало.
У Юэ затряс головой:
— Вы меня не так поняли. Я не хочу уверовать в победу. Я просто желаю обрести душевный покой.
Хайнс попытался заговорить, но Кейко остановила его.
У Юэ продолжил:
— Я познакомился со своей женой, когда учился в военной академии в Аннаполисе. Она была убежденной христианкой и встречала будущее с такой невозмутимостью, что я ей даже завидовал. Она говорила, что все уже запланировано Богом, от прошлого до будущего. Нам, Божьим детям, незачем понимать Его план. Нам лишь следует искренне верить, что это самый лучший план во всей Вселенной, а затем спокойно жить согласно Господней воле.
— Вы хотите сказать, что пришли сюда, чтобы уверовать в Бога?
У Юэ кивнул.
— Я записал свой символ веры. Вот, посмотрите. — Он полез в нагрудный карман.
И снова Кейко Ямасуки остановила мужа, пытавшегося что-то сказать. Она обратилась к У Юэ:
— Если это все, чего вы хотите, то идите и верьте. Зачем вам прибегать к таким крайним, искусственным мерам?
На лице отставного капитана космических сил появилось нечто вроде кривой улыбки:
— Меня воспитали материалистом. Я убежденный атеист. Вы полагаете, что я способен так просто взять и уверовать в Бога?
