Примерно через 30–40 минут последовал доклад командира мотопехотного батальона, усиленного танковой ротой и дивизионом МЗА, о том, что они ВИДЯТ САМОЛЕТ и ведут бой против танковой роты (!) и двух (!) рот пехоты русских. И разгром противника – вопрос 10–15 минут. Уже горит половина русских танков. Русские в этом районе размножались как тараканы! И этот командир пропал так же внезапно, как и первый. Всю эту информацию передали командиру батальона охраны, идущему от Житковичей. Он вышел на связь через 40 минут и доложил, что вступил в бой с русской пехотой до батальона (!) и пятью танками на восточном берегу озера у брода через речушку. И через полчаса он сможет доложить об успешном окончании боя, а его разведка обследует северный берег озера. Самолет наверняка там – деться ему отсюда некуда. Когда и этот командир исчез из эфира – на душе Гейнца стало тревожно. Что-то было не так с этим самолетом. Немцы должны были выиграть в каждом бою при таком соотношении сил. Так было всегда и везде. Такими силами – передовыми отрядами – в Европе брались иногда города. А тут рота за ротой, батальон за батальоном исчезают солдаты и техника вермахта на берегу этого проклятого озера в этой богом забытой стране! Не успевая даже сообщить по рации о том, что происходит. Чертовщина какая-то!
Прошло уже два часа, а он все ждал сообщений с берегов этого чертова озера. Иначе… кому-то придется отвечать и за самолет, и за прорыв русских. И он прекрасно понимал, что вряд ли это будет кто-либо из Берлина. Крайним получается именно он.
– Герр генерал-полковник! – без стука вошел и обратился его адъютант. – Русские уже на окраине Житковичей. Ваш бронетранспортер и охрана готовы к выезду.
– Да-да, – задумчиво ответил Гудериан, поднялся со стула и не торопясь пошел к выходу.
Штабной БТР под небольшой охраной из взвода танков выехал из старинного особняка на западной окраине города и проселочными дорогами двинулся к дороге Житковичи – Лунинец. Где-то позади вытягивался на дорогу вслед за ними тяжелый зенитный дивизион, штаб и узел связи группы. Примерно в двадцати километрах западнее Житковичей три танка охраны и его БТР преодолели автомобильный мост, когда под задними машинами его охраны он взлетел на воздух, отрезая от него всю оставшуюся колонну. В ту же секунду откуда-то справа в упор ударили пушки замаскированных танков и сразу загорелись все три впереди идущих «тройки». Пулеметчик его БТРа что-то заметил и, развернув пулемет, хлестнул очередью по чему-то видимому ему. Мотор БТР взвыл на высоких оборотах, и он рванулся через кювет, объезжая горящие танки слева и прикрываясь ими, в надежде уйти. Но уже оседал на пол пулеметчик, задирая ствол МГ в небо хватающимися за него, как за жизнь, руками. С головы его свалилась каска и, прокатившись по полу боевого отделения, ткнулась в носки сапог Гудериана. Он помедлил, вздохнул и, наклонившись, поднял ее, надел, затянул ремешок под подбородком и, хватаясь за дергающиеся в бешеной скачке бронированные борта машины, согнувшись, пошел к пулемету. Дойдя до него и схватившись за приклад, помедлил, еще раз вздохнул, улыбнулся чему-то и выпрямился во весь рост. Все так же улыбаясь, он выпустил длинную очередь в сторону перебегавших чужих солдат и, получив свою пулю, упал на пулеметчика. И уже не увидел, как в БТР ловко запрыгнули два солдата в голубых беретах, быстро собрали и просмотрели документы, помедлив над его телом. Он не увидел, как сзади русские и бывшие немецкие БТР из засады расстреливают его солдат. Как мимо его горящих панцеров пронеслись несколько невысоких танков с длинными пушками и, переплыв маленькую речку, присоединились к добиванию колонны. И уже куда-то далеко на восток, в штаб Жукова, полетел сжатый и закодированный радиосигнал с докладом о разгроме штаба 2-й танковой группы и смерти ее командующего. И все же – он ушел от ответственности за два провала.
16 июля 1941 года, 19.00. Штаб Западного фронта
Жуков, как только получил сообщение о том, что самолет и летчики эвакуированы на аэродром Бобруйска, хотел дать команду на вывод из боя 134-го МСП и всей 1-й Особой дивизии. Нет, не из-за потерь. Потери были, но небольшие и в пехоте. Танки потомков продавили немецкую оборону. Точнее, даже разорвали ее. У них были повреждения от попаданий 88-миллиметровок, но не было пробитий. Броня выдержала. Израсходовали все имеющиеся тралы на минных полях. Потеряли подбитыми, но не сгоревшими, несколько БТР и БМП, и есть надежда их отремонтировать. Так вот вывести из боя 134-й МСП он хотел, чтобы уменьшить ЛЮБЫЕ потери в этом полку. Потому что убедился – этот полк может, как иголка газету, проколоть любую оборону и протащить за собой несколько корпусов, в итоге взломав ее. И сейчас это его качество нужно уже было под Борисовым, где жал и давил на фланг Западного фронта своими танками Гепнер. 20-я и 24-я армии в свою очередь контратаковали его во фланг из района Витебска, но увязли в обороне его пехоты. А ее там было много – к своей пехоте Гепнер присоединил два пехотных корпуса бывшей 3-й танковой группы. Но командир Особого корпуса Оганян попросил подождать с выводом полка из боя хотя бы еще два часа, предложив уже сейчас начать переброску под Борисов 805-го артполка полковника Морозова. Жуков настаивать не стал. В любом случае два часа погоды уже не делали.
Скомканная операция тем не менее завершалась успехом Западного фронта. Совместными усилиями танкистов, артиллеристов и летчиков были практически разгромлены танковые дивизии 2-й танковой группы. В некоторых местах немцы по непонятной причине взорвали мосты еще до подхода советских танков к ним, тем самым лишив свои танки возможности отступить. Были уничтожены несколько штабов дивизий и корпусов. Немецкая пехота была рассеяна и отступила, сохранив силы. Но главное – группе армий «Центр» сломали вторую клешню. Жуков усмехнулся: «Какой-то уродец получается – сломали две – третья появилась».
Примерно в 19.30 позвонил Оганян. Доложил, что получено сообщение от командира разведбата Акимова – западнее Житковичей его батальоном и подразделениями, уцелевшими при обороне упавшего самолета, атакован и разгромлен штаб 2-й танковой группы. Во время штурма убит и опознан ее командующий – генерал-полковник Гейнц Гудериан. Подразделения отходят на восток на соединение с основными силами фронта. Жуков поблагодарил Оганяна, приказав подготовить приказ о награждении отличившихся и начинать отвод дивизий корпуса, как только разведбат выйдет в расположение передовых частей. Хацкилевич, Алексеенко и Никитин были предупреждены о том же самом. Их позиции уже занимали части 19-й и остатки 4-й армий.
Все четыре корпуса перебрасывались в Минск. Точнее, севернее Минска – под Логойск. Расстояние примерно 350 километров. Моторесурс и нынешних танков и танков потомков не бесконечен. Еще и кавалерийский корпус. А время не ждет. Помогут, конечно, летчики Красавина. Они теперь освободились и будут серьезным подспорьем стрелковым дивизиям под Борисовым. Но главное – танки. Значит, нужно просить Ставку помочь железнодорожным транспортом. Теми локомотивами, которые везли Особый корпус в Минск. Часть техники, колесной – пойдет своим ходом, гусеничная и артиллерия – по железной дороге из Мозыря, кавалерию без обоза налегке можно отправить маршем, напрямик по сельским дорогам. Должны за четыре дня управиться. Нужно Верховному доложить об успехе и заодно попросить сформировать нечто подобное танковой армии из корпусов Хацкилевича, Алексеенко и Никитина. Рано или поздно Особый корпус РГК заберут. Пойдет он на север или юг ломать хребет тамошним немцам, а во фронте нужно создавать свою хоть какую-то им замену.
