– Не трясись так, цыпа, не трясись. Собой расплатишься.
Полиция не жаждет принимать заявления от потерпевших, если тех лишь ограбили и не покалечили. Возни много, а шансов на раскрытие, увы, мало. Поэтому ворюги долго могут бегать на свободе. Но эта банда – иная. Они не просто пугают и забирают кошельки, они работают «по-мокрому», выражаясь на их жаргоне. Если меня отволокут в темный угол, чтобы поиметь по очереди, Леха живым не уйдет. Он сразу же рванет в полицию. Значит, что троица сделает? Правильно, проломит Лехе череп. А когда со мной натешатся, последую за своим спутником в мир иной. Поразительно, как иногда спокойно и последовательно можно рассуждать, находясь в опасности.
Надежды на Леху – никакой. Ему бы самому живым уйти. Нет причин стоять за мою честь горой.
И тут я услышала холодный бесцветный голос студента-некроманта. Эти интонации не спутаешь ни с какими другими, ибо их применяют при внушении.
– Тебе срочно надо в Одинцово. Вопрос жизни и смерти, – говорил он лысому здоровяку. – Электричка отходит через три минуты, а тебе бежать и бежать до станции.
Здоровяк молча, как сомнамбула стал поворачиваться на пятках кроссовок, когда Леха добавил:
– Стой. Деньги и часы верни.
Лысый, не говоря ни слова, достал из внутреннего кармана куртки наши вещи и отдал Ярыгину. Я на секунду увидела пустые, немигающие глаза грабителя, волю которого подавило внушение.
Грабитель рванул со всех ног по проходу, через арку, и скрылся в темноте в поисках железнодорожной станции.
– Ты что творишь, ублюдок?! – прокуренный голос за моей спиной звучал агрессивно, но в то же время – растерянно.
Замешательство двух других грабителей нам на руку. Только поэтому мы еще живы.
– Вас тоже касается, – продолжил внушать Леха. – Вы должны успеть на электричку.
Когда мы остались в переулке одни, студент-некромант присел на корточки, тяжело дыша и вытирая тыльной стороной ладони пот со лба. Понятно, внушение стоило ему всех сил.
И тут меня накрыло. Я вырвала кошелек из его руки, бросила в раскрытую сумку, застегнула молнию, перехватила дамскую поклажу за ремень и с яростью огрела Ярыгина по спине. Вся мелочевка, любовно хранимая в утробе из кожзаменителя, жалобно звякнула, отскочив от спины некроманта. Я замахнулась снова, дамский футляр описал в воздухе дугу, отбросив на стену прямоугольную тень на привязи. Смачный шмяк по куртке, звон при отскоке – ах, это музыка для моих ушей!
От третьего удара Леха попытался закрыться рукой.
– За что?!
Лучше бы не поворачивал лица. Угол сумки угодил парню в глаз. А я продолжала буйствовать.
– Ах, за что?! Ты спрашиваешь: «За что?!» Да я чуть не сдохла со страха, пока ты силенки свои никчемные копил! Думала, ты ни хрена не умеешь, мерзавец белобрысый! По блату задницу у Судара в приемной греешь! Сколько вас таких…
В общем, много всякого наговорила. Я била Леху за страх, которого натерпелась, за унижение, за то, что информацию о Сударе использовать никак не удастся. Судар чрезвычайно опасен – это я поняла – но сведения Лехи ни на шаг не приблизили меня к избавлению от повинности по сбору времени. Била за Игоря, встречающегося с другой.
Когда вспомнила про Судара, мозги уже немного встали на место. Вернее, соображалки хватило не вопить вслух о службе Государю и любви к Игорю. Я прокрикивала претензии мысленно, продолжая размахивать сумкой почти с той же ловкостью, с какой ниндзя орудует нунчаками.
Домой мы поехали в маршрутном такси. Я предложила для подбитого глаза Лехи влажные антибактериальные салфетки – единственное, что в недрах сумки оказалось достаточно холодным.
– Знаешь, я ведь не с первой попытки поступил в РУЧМиН, – разоткровенничался мой спутник, вытягивая из упаковки верхнюю салфетку и прижимая ее ладонью к месту удара. – Пришлось в армии служить. А там… Короче, была острая необходимость научиться внушать таким вот му… – он осекся, – извини, козлам, куда им идти. У меня стало получаться не сразу, постепенно, но жить захочешь – не так раскорячишься. После службы в универ попал без проблем.
– Несильно же ты продвинулся за годы учебы, – съехидничала я, откинувшись на спинку сдвоенного кресла.
В салоне, кроме нас, ехали всего три пассажира.
Женщина в берете и клетчатом пальто, закинувшая на колени сумки с продуктами. Я не видела лица пассажирки – она сидела впереди – но по осанке казалось, что ей ближе к сорока. И две девушки, слушавшие музыку через айфон. Одни наушники разделили на двоих, все время переключали с одной песни на другую и то радостно кивали, то отрицательно мотали головами и гримасничали. Старшеклассницы или первокурсницы.
Ни женщина с сумками, ни девчонки с наушниками не обращали на нас с Лехой никакого внимания, что меня несказанно радовало.
– Я тебе, можно сказать, жизнь спас, а ты крысишься, – буркнул Леха, ощупывая средним пальцем ткани вокруг глаза. Лицо кислое, будто лимоном накормили. Ну, понятно, фингал все-таки будет.
– Вот не надо! – возмутилась я. – Жизнь ты спасал себе, а меня вытащил за компанию.
Терпеть не могу, когда человек пытается повернуть ситуацию так, будто я ему еще и должна. Кому должна, я всем прощаю, если что.
Леха, как истинный джентльмен, проводил меня до самой двери квартиры. И даже попытался напроситься в гости, спекулируя «ранением». Догадываюсь я о намерениях таких вот раненых, потому без зазрения совести пожелала секретарю Судара доехать домой без приключений.
– Может, еще как-нибудь погуляем? – не отступал светловолосый спутник, пока я поворачивала ключ в замке.
Брелок болтался на цепочке, ударялся об оставшиеся ключи, энергично позвякивая.
– Ты что, мазохист? – я надавила коленом на дверь и услышала знакомый щелчок: теперь открылась.
– Не мазохист, но это была самая захватывающая прогулка, – а физиономия довольная, аж жуть. Мне бы столько позитива.
– Ненормальный. Его чуть не ограбили и не убили, а он восторгается. Ярыгин, тебе, видать, скучно по жизни. Острых ощущений не хватает. Ищи их в другом месте, – я юркнула в квартиру и захлопнула дверь у Лехи перед носом.
И тут же услышала за дверью хохот.
Даже не оскорбился, паршивец. Весело ему.
Глава 9. Дела насущные
В холодном дождливом августе 1888 года была зверски убита еще одна женщина. Как и Марта Тэбрем, она пила, занималась проституцией и погибла от ножевых ранений. Ее звали Мэри Энн Николс. До встречи с лондонским чудовищем женщина встретила 43 весны.
Странное дело. Подробное изучение второго убийства не вызывало ужаса. Я ходила по квартире без страха и днем, и ночью, не мучилась кошмарами. Вот сон… честно признаюсь, сон не шел. Прибегла к маленькому ухищрению, которым пользовалась перед экзаменами. Пила на ночь таблетки от аллергии. Они вырубали часов на восемь.
