Он осмотрел плечи, спину, ноги от щиколоток до колен, смазал мазью места ударов.
Государь оставил на столике спирт, йод, пластырь, мазь и вышел из комнаты, давая мне возможность обследовать ноги выше колен и грудь.
Я смотрела на себя равнодушно, будто со стороны. Столько ссадин и синяков. Оказывается, меня били, а я была так напугана, что не помнила и не чувствовала ударов.
Закончив, ощупала ребра. Не сломаны.
Снова провал в памяти.
Следующие три дня и три ночи я провела в полубреду и депрессии. Спала урывками, ничего не ела – только пила – и не желала подниматься с кровати без необходимости, лишь пялилась в потолок.
Государь, боясь, что я с собой что-нибудь сделаю, перебрался работать в мою комнату. Теперь он сидел ко мне спиной при свете настольной лампы, окруженный горой документов, немалую часть из коих составляли уголовные дела, и работал на компьютере, который выделил мне под написание диплома.
Он не пытался ни заговаривать со мной, ни смотреть на меня, он просто был. Был рядом все эти дни.
Помню, меня обуял дикий ужас, да такой, что я не могла дышать. Я вынырнула из забытья и темноты на голос Государя, увидела его лицо, смягченное полуулыбкой, услышала:
– Эля, ничего страшного. Тебе снова приснился кошмар.
Профессор укрыл меня одеялом до подбородка. Я угукнула и опять провалилась в темноту, на этот раз без сновидений.
Будил ли меня Государь во время лютых кошмаров, или сцена была всего лишь еще одним эпизодом сна – до сих пор не знаю. Так и не удосужилась спросить.
На четвертые сутки (о том, сколько дней прошло, я узнала позже), засветло, позвонил вроде бы Душин. Или не он. Просто я почему-то так подумала. Они с Государем долго пререкались: Государь говорил, что не может отлучиться из квартиры, с той стороны телефона приводились какие-то громкие и, видимо, весомые контраргументы, и в конце концов профессор сдался.
Он подошел к кровати, положил ладонь на мой лоб, что-то зашептал одними губами, а я только вздохнула, посильнее закуталась в одеяло и снова уставилась в потолок.
По звукам и шорохам в квартире я поняла, что он оделся и собрался.
– Я скоро! – крикнул он из коридора, и входная дверь хлопнула.
Я покрутилась в кровати, стараясь сбежать из негостеприимного и нестерпимо болезненного мира в сон – не получилось.
Запрокинула голову и глянула на столик за кроватью, протянула руку. Яичница уже остыла, как и чай, кусочки хлеба начали черстветь. Я взяла печенье. Заставила себя проглотить две штуки почти не жуя. У них не было вкуса: я не чувствовала его.
Откинулась на подушку. Ничего не хотелось: ни жить, ни бороться, ни думать, ни вспоминать, ни шевелиться. Хотя нет, хотелось – плакать и умереть. Умереть или исчезнуть из мира любым другим способом.
Сама не знаю зачем, я присела на кровати – и только тут почувствовала, как болит все тело. Впрочем, физическая боль была так слаба в сравнении с болью душевной, что я сумела мысленно отрешиться от нее.
Сунула ноги в тапочки и нетвердой поступью, шаркая, пошла по квартире.
Добралась до туалета, потом – до ванной. Из зеркала на меня посмотрело нечто. Правый глаз заплыл, хотя уже видел неплохо, на подбородке синяки меняли цвет на зеленый и кое-где на желтый, на шее совсем свежая полоска пластыря. Откуда бы? Я не помнила, когда его меняли. Волосы спутались, торчали как бог на душу положит, лицо бледное, губы бескровные. «Красота», что сказать.
Я сумела дошаркать до дивана в гостиной, шлепнулась на него и тут же взвыла от боли. Ну, привет, пульт! Включила плазменную панель, чтобы убить гнетущую тишину.
– Слабые проблески человечности еще встречаются на этой бойне, которая некогда была известна как цивилизация.
Я переключила канал.
– И ты попала к настоящему колдуну. Он загубил таких, как ты, не одну*.
Снова переключила.
– Чемпионкой ее сделал характер.
Еще щелчок.
Звук сирены. Репортаж с места происшествия – аварии.
Я снова приподняла пульт для переключения, но рука безвольно упала.
– Двое мужчин на внедорожнике «Ауди» врезались на полном ходу в столб, – говорили за кадром.
Я бы не проявила интереса, если бы в памяти не всплыло, что Государь ездит именно на «Ауди». У него встреча, значит, он не один.
Камера показывала покореженный металл, лужу крови на асфальте со стороны водительского сиденья, фонарный столб…
Я почувствовала, как дрожу. Дрожь в секунды перешла в озноб. Даже зубы постукивали.
– Пассажир скончался на месте, водитель умер в карете скорой помощи, не приходя в сознание.
О господи!
– При погибших были документы. Ими оказались…
(Да кем «ими»?! Документами?! Всегда ненавидела за подобные ляпы наше телевидение).
Дальше называли имена, которые ни о чем мне не говорили. Я вцепилась в подлокотник дивана, но перестала дрожать. Надо же, до чего можно дофантазироваться после попытки изнасилования. Почувствовала, как мышцы отпускает.
На экран вывели фотографии погибших – и я завизжала. Это были они! Они! Они!!! Те два скота, что избили меня и пытались изнасиловать. Толстый и кавказец.
– Больше никто не пострадал.
***
Узкое бревно чуть покачивалось взад-вперед. Я сидела у замерзшей реки, недалеко от места, где увидела тех двоих. Боролась с воспоминаниями. На одной из лекций Государь как бы между прочим упомянул, что негативные воспоминания можно удалить тем же приемом, что и карму. Конечно, человек ничего не забудет, но эмоциональная составляющая поблекнет, облегчая жизнь.
Не могла уверенно сказать, получилось ли – я пробовала впервые – но время покажет.
Восстановив энергетику после сложных манипуляций с сознанием, эфиркой и потоками, я ощутила давление в затылке. Черт! Все это время кто-то за мной наблюдал, а я и не почувствовала. Резко обернулась – Государь.
Государь стоял, прислонившись к многолетнему тополю, и ждал, пока я закончу.
– Как вы меня нашли? – крикнула я, торопливо вскакивая с бревна.
Перепрыгнула мертвый ствол и зашагала к своему спасителю.
– Молча, – хмуро бросил Государь, когда я поравнялась с ним.
Я только хмыкнула.
– Душин, – смилостивился он.
– Будто это все объясняет.
Я мотнула головой в сторону дома. Некромант кивнул, и мы пошли по утоптанной тропинке.
– Душин – поисковик. Один из сильнейших, – снизошел до объяснений профессор.
– Поняла, – кротко прошептала я.
Поняла я, что Государь, вернувшись, не застал меня в квартире. Не знал ни где я, ни что со мной. Позвонил Душину, чтобы тот сказал, где меня искать, то ли повесившуюся, то ли сиганувшую с крыши дома.
