Наилучшей иллюстрацией к этому процессу, который «пошел» и идет до сих пор, является символическое событие ветхозаветной силы, о котором поведал грядущим поколениям видный чекист сталинской эпохи А. Орлов-Фельдбин:
«20 декабря 1936 года в годовщину основания ВЧК-ОГПУ-НКВД Сталин устроил для руководителей этого ведомства небольшой банкет… Когда присутствовавшие основательно выпили, Паукер (начальник охраны Сталина, комиссар госбезопасности 2-го ранга, т. е. генерал-полковник. — Ст. К.), поддерживаемый под руки двумя коллегами <…> изображал Зиновьева, которого ведут в подвал расстреливать. Паукер… простер руки к потолку и закричал (изображая Зиновьева-Апфельбаума): «Услышь меня, Израиль, наш Бог есть Бог единый».
(А. Орлов. Тайная история сталинских преступлений. Нью-Йорк-Иерусалим, 1983 г., стр. 82.)
Через полгода 14 августа 1937-го Паукер повторил путь Зиновьева в рас-стрельный подвал, а Орлов-Фельдбин, шпион, сбежавший в июле 1938 года в США, первым делом, как сообщается в книге О. Царева и Д. Кастелло «Роковые иллюзии», посетил синагогу, где, видимо, произнес слова той же древнееврейской молитвы. Да что говорить о местечковых шпионах и резидентах, если образованный, абсолютно ассимилированный, вросший в русскую культуру и советскую литературную жизнь Давид Самойлов, запуганный провокаторами из наших СМИ, кричавшими в конце 80-х годов о приближающихся еврейских погромах, почувствовал, что у него ожили от страха все наследственные еврейские комплексы, впал в истерику и записал на страницах дневника:
«Если меня, русского поэта и русского человека, погонят в газовую камеру, я буду повторять: «Шмо исроэл! Адоной элехейну, адонай эход!» Единственное, что я запомнил из своего еврейства». Ничего себе единственное! Да это еврейское «все», начало молитвы: «Услышь меня, Израиль, наш Бог есть Бог единый». Эти слова даже атеист и негодяй Паукер вспомнил перед расстрелом… Бедный Дезик.
Все вроде бы ясно, но остается только один вопрос, на который нет ответа: почему и с какой целью Создатель попустил, чтобы в кровавые внутри-семитские разборки, словно в черную воронку истории, затягивались племена и народы, ни сном, ни духом не виновные в трагедии, которая началась в доисторические времена и которая завершится в День Гнева.
Ветхозаветная змея не просто укусила свой хвост, — она растерзала его в клочья.
XVII. Холокост для русских
«Процесс (…) готовили вовсе не мои «одноплеменники»,
а большевистский интернационал,
и в первую очередь — русские».
М. Дейч
«По одной еврейской
или подозрительно звучащей фамилии
на область, край или целый регион набрать,
конечно, нетрудно».
С. Резник
Что остаётся, Марк? Разве что покаяться
В августовском и сентябрьском номерах нашего журнала за 2005 г. была опубликована сокращённая стенограмма «Дела Бейлиса», переданного в журнал бывшим сотрудником радиостанции «Свобода» И. О. фон Глазенапом, который переписал страницы стенограммы из киевской газеты, попавшей во время Отечественной войны из киевских архивов в фашистскую Германию.
В своём кратком вступительном слове к публикации я изложил солженицынскую точку зрения на процесс Бейлиса из книги «Двести лет вместе», вспомнил о депутатском скандале, спровоцированном изданием средневекового иудейского свода законов «Шулхан Арух», многие положения которого с современной точки зрения разжигали расовую и религиозную рознь, сделал несколько исторических примечаний к самому процессу и привёл из книг, написанных евреями И. Бабелем, М. Либерман, Г. Брановером, примеры, свидетельствующие о том, что в ортодоксальной еврейской среде (особенно хасидской) живут дикие обычаи и ритуалы, дошедшие до сегодняшних дней из глубокой ветхозаветной древности. Статья Марка Дейча «Кровавый навет»
[22] появилась в газете «Московский комсомолец» 23.8.2006 года, ровно через год после стенограммы «Дела Бейлиса» в «Нашем современнике». Чтобы лишний раз не привлекать внимание широкого читателя к нашей публикации, Дейч побоялся указать, в каком журнале и когда она напечатана, но получилось глупо: полемизирует с какой — то неизвестно где опубликованной работой. Однако промолчать не мог и начал с того, что сочинил лживую историю о том, что в 60-х годах я «будучи членом партбюро секции поэтов Московской писательской организации, исправно голосовал за изгнание из Союза писателей Солженицына, Галича, Некрасова, Аксёнова, Копелева… и готовил партсобрания, на которых происходили эти изгнания». Матёрый лжец даже не сообразил, что Солженицына исключали из Союза писателей не в Москве, а в Рязани, Виктора Некрасова в Киеве, Аксёнова и Копелева партбюро поэтов исключать из Союза писателей не могло, потому что они состояли в секции прозы и стихов не писали. И вообще, партбюро могло исключать не из Союза писателей, а только из партии, в которой ни Аксёнов, ни Галич не состояли. Истины ради скажу, что если бы от меня зависело исключать этих ренегатов и разрушителей моего Отечества из Союза писателей или из партии — я бы без колебаний проголосовал «за».
И ничего во всём этом горестного для диссидентов не было. Советское гражданство и членство в Союзе писателей было им ненавистно, но расстаться с тем и другим следовало с максимальной выгодой: с громким скандалом, с воплями мировой прессы, под гвалт всех зарубежных и отечественных правозащитников. Только при этом условии они были бы встречены на Западе с распростёртыми объятиями, с гарантией славы, денег, изданий, должностей на радиостанциях и т. д. Как граждане СССР и члены СП СССР они там были никому не нужны, и для новой жизни «исключение» и «лишение» были необходимыми и желанными процедурами.
Тем не менее я не исключал их — это мелкая ложь Дейча, которую можно было бы не заметить, но в его сочинениях присутствует ложь куда более крупная. О ней — то и пойдет речь впереди.
Вспоминая о деятелях культуры, которые в 1911 году поставили свои подписи под обращением в защиту Бейлиса, Дейч пишет, что среди них были «знаменитые писатели: Горький, Леонид Андреев, Алексей Толстой, Сергеев-Ценский, Фёдор Сологуб, Куприн… А также Немирович-Данченко, академик Вернадский, ведущие профессора Московского и Санкт-Петербургского университетов… Почти все они в скором времени оказались под ножом большевистской гильотины»
[23]. Чего в этом утверждении больше — брехни или беспамятства, — не знаю: большего почёта, чем тот, которым были окружены Горький и Алексей Толстой в советское время, представить немыслимо, да и Сергеев — Ценский (как и Алексей Толстой) стал лауреатом Сталинской премии. Куприн возвратился в Советскую Россию и умер своей смертью в 1939 году, Леонид Андреев, Фёдор Сологуб, Немирович — Данченко и Вернадский также умерли своей смертью, и никакой «нож большевистской гильотины», ни при Дзержинском, ни при Менжинском, ни при Ягоде не прикоснулся к ним.
