Это вызвало новую вспышку гнева Дария I против Афин. Подготовка к походу против Греции стала вестись с удвоенной энергией. Летом 490 г. до Рождества Христова армия вторжения находилась в Элейской долине в Киликии, близ побережья. На побережье был собран флот из шестисот триер и транспортных судов для доставки и высадки конных и пеших воинов. Номинально командование армией было поручено мидийскому полководцу Датису и сыну сатрапа Сард Артаферну, являвшемуся также племянником царя Дария I. Из слов греческого летописца, рассказывавшего о Датисе, можно заключить, что, возможно, он был полководцем, который на самом деле являлся единоличным командующим персидским войском. Нам неизвестны подробности предыдущей карьеры этого военачальника, но можно предположить, что своим талантом и храбростью, доказанными годами службы, он заслуживал этот пост. Возможно, Датис был первым уроженцем Мидии, которому персидские цари доверили командование армией после того, как был раскрыт заговор мидийских вельмож против персов незадолго до воцарения Дария I. Датис получил приказ полностью подчинить Грецию. Относительно Эритреи и Афин ему были даны особые указания. Он должен был захватить эти города, а жителей, поработив, живыми доставить на суд к царю Дарию I.
Датис погрузил армию на ожидавшие ее корабли. Затем вдоль берегов Малой Азии его войска достигли острова Самос, после чего корабли повернули на запад, через Эгейское море в сторону Греции, попутно захватывая греческие острова. Десять лет назад жителям острова Наксос удалось выдержать осаду персидской армии, но теперь они были слишком напуганы для того, чтобы оказать врагу хоть малейшее сопротивление. Они укрылись высоко в горах в то время, как персы сожгли их город и опустошили земли. После этого Датис принудил островитян присоединиться со своими кораблями к армии вторжения и отправился к берегам острова Эвбея. Жители небольшого города Каристос попытались оказать сопротивление врагу, но были быстро разгромлены. Затем нападению подверглась Эритрея. Афиняне направили на помощь городу 4 тыс. воинов. Но среди эритреян действовали предатели, поэтому афинский отряд вовремя получил от одного из вождей города предупреждение о том, что афинянам следует скорее отправляться на защиту собственного города, вместо того чтобы остаться и разделить неминуемое поражение Эритреи. Предоставленные сами себе, жители Эритреи в течение шести дней отражали штурм города персами. На седьмой день двое вельмож города предали своих соотечественников, и город был захвачен. В отместку за сожжение (в 499 или 500 г. до н. э.) Сард были сожжены храмы, жители были захвачены в плен. Их отправили на близлежащий островок Эгилия, где им предстояло дожидаться, пока Датис не доставит туда же и пленных афинян. Далее людей из двух покоренных городов должны были отправить в Малую Азию, где царь Дарий I лично намеревался решить их судьбу.
Воодушевленные таким успехом, персы посчитали, что половина поставленной им задачи выполнена. Датис вновь погрузил свое войско на корабли и направил их через небольшой пролив, отделяющий остров Эвбея от континентальной Греции. Затем войска высадились на побережье Аттики в районе Марафона. При этом Датис, следуя обычаям моряков Античности, отдал приказ вытащить триеры на скалистый берег. В качестве баз, где располагались склады продовольствия и имущества, персам служили только что завоеванные острова. Персидский полководец полагал, что позиция у Марафона выгодна ему во всех отношениях. Равнинный характер местности, где располагались иранские войска, позволял беспрепятственно применить кавалерию в случае, если афиняне осмелятся навязать персам сражение. Эти же преимущества обозначил и Гиппий, который взял на себя обязанности проводника персидских войск вторжения. Именно он указал Марафонскую бухту как лучшее место для высадки. Возможно, Гиппий при этом поддался собственным воспоминаниям сорокасемилетней давности, когда, переправив армию из Эритреи в район Марафона, ему вместе с его отцом Писистратом удалось на этой же равнине одержать легкую победу над войском афинян и тем самым восстановить власть тирана над городом. Судьба, казалось, была благосклонна к захватчикам. Та же самая местность. Однако вскоре Гиппию пришлось лично убедиться в том, как сильно с тех пор изменился характер его народа.
И все же, несмотря на то что сторонники «агрессивной демократии» в Афинах со всем пылом выступили против зарубежных захватчиков и собственного тирана, в городе, так же как и в Эритрее, все же существовала фракция людей, которые желали победы собственной партии и достижения власти над согражданами даже ценой разрушения собственного государства. Предатели легко могли вступить в контакт с персами, и тогда Афинам было бы суждено пережить катастрофу, подобную той, что произошла в Эритрее. Такое могло бы случиться, если бы Мильтиад не принял твердое решение сражаться до конца и не смог убедить в этом своих коллег-военачальников.
Когда Мильтиад и его сторонники решились дать сражение захватчикам, они бросили на чашу судьбы участь не только Афин, но и всей Греции. В случае поражения Афин ни один греческий полис, за исключением Лакедемона (Спарты), не осмелился бы продолжить сопротивление. Сами же спартанцы, несмотря на то что они, скорее всего, предпочли бы умереть все до одного за свою страну, никогда не смогли бы остановить победоносную персидскую армию, в которую вошли бы и многочисленные греческие войска под знаменами вновь назначенных после победы над Афинами персидских сатрапов.
И к западу от Греции не было реальной силы, способной противостоять империи Ахеменидов, одержи она победу над греками и преврати эту страну в плацдарм для будущих вторжений. Рим в те времена был крайне слаб. Из него только что была изгнана династия этрусских царей. Новое государство переживало атаки извне со стороны этрусков и вольсков. Внутри страну раздирали конфликты патрициев с плебеями. Этрурия с ее противоречиями и отсутствием единства не смогла бы ничего противопоставить Ахеменидам. Самний еще не достиг своей будущей силы (когда самниты соперничали с Римом). Не на что было бы надеяться и греческим колониям в Южной Италии и на Сицилии, если бы пала метрополия. Карфагену во времена Камбиса удалось избежать порабощения лишь потому, что финикийские моряки не желали служить врагом своих соотечественников (а также потому, что иранская армия, двинувшаяся в направлении Карфагена, погибла в результате песчаной бури. – Ред.). Но такая отсрочка не могла быть долгой, и, скорее всего, Риму, как и финикийским городам, была уготована судьба стать персидской провинцией. Если же бросить взгляд на Испанию или попытаться пересечь Пиренеи, Севенны, Альпы, Балканы – любую серьезную горную цепь, отделявшую юг Европы от севера, то и там на тот период мы не обнаружим никого, кроме разрозненных кельтских, славянских и тевтонских племен. Победи Персидская империя Грецию при Марафоне, были бы разрушены последние препятствия на пути Дария I, повелителя народов Ормузского пролива, к тому, чтобы распространить свою власть и над европейцами. Только набиравшая силу энергия Европы была бы остановлена в своем зародыше и похоронена под этим всеобщим порабощением. А сама история мира, подобно истории Азии, превратилась бы в простое перечисление зарождающихся и исчезающих деспотических династий, набегов орд варваров, и судьбы миллионов людей навсегда склонились бы перед короной, тиарой и мечом.
