Каким бы огромным ни казалось в тот критический момент превосходство персов над афинянами, это все-таки не дает нам оснований для того, чтобы обвинить Мильтиада и его сторонников в опрометчивости и поспешности при принятии решения на военном совете, а последующий ход развития событий назвать лишь результатом случайного стечения обстоятельств. Как уже отмечалось выше, будучи прежде владыкой Херсонеса Фракийского, Мильтиад имел возможность изучить персидскую армию. Как никто другой, он знал, как много слабостей скрывается под ее внешней мощью. Он понимал, что уже давно ее ядро не составляют кочевники и горцы Персии и Мидии, те, кто в свое время приносил победы Киру. Большая часть воинов теперь набиралась из числа представителей завоеванных народов. В отличие от своих хозяев они сражались больше по принуждению, не испытывая искреннего боевого порыва. Мильтиад был достаточно проницателен и дальновиден, чтобы понять превосходство греческой армии в снаряжении и организации перед тем, во что превратился грозный когда-то противник. И что особенно важно, он чувствовал энтузиазм и доверие со стороны тех, над кем ему было поручено командование.
Афиняне, которых он возглавил, после последних войн против соседних государств вновь почувствовали, что «свобода и равенство в правах гражданина рождают смелость; что они, которые под пятой деспота были не более умелыми бойцами, чем их соседи, будучи свободными, оставили всех далеко позади. Каждый сознавал, что, сражаясь за государство, он сражается за самого себя, и, какое бы оружие он ни держал в руках, он был полон желания полностью выполнить свой долг». Так историк, почти современник тех лет, описывает изменения в сознании народа Афин после того, как из города были изгнаны тираны. Мильтиад знал, что, когда он поведет воинов против вторгшихся врагов, среди которых находился и Гиппий, противник, которого афиняне ненавидели больше всего, за ним будет не просто армия, и он вправе ожидать от своих воинов примеров необыкновенного героизма. Что касается возможности предательства, то он был уверен, что изменники могут скрываться среди высокопоставленных горожан. Простые же воины и их командиры будут готовы сделать для общей победы все. Думая о возможности новых вторжений из Азии, Мильтиад справедливо надеялся, что первая победа вдохновит всех греков на то, чтобы сплотиться для борьбы с общим врагом. Кроме того, он надеялся, что скрытые пока в недрах Персидской империи семена бунтов и распада вскоре дадут свои побеги, что должно парализовать ее силу и сохранить независимость Греции.
Взвешивая все эти надежды и риски, во второй половине сентябрьского дня 490 г. до н. э. Мильтиад отдал армии команду готовиться к сражению. Полководец учел и то, что эта гористая местность сама по себе была связана с многим, что дорого каждому греку. Командиры надеялись на то, что это тоже будет способствовать поднятию духа каждого греческого воина. Марафон являлся священным местом, связанным с жизнью Геракла. Недалеко отсюда находился источник Макарии, которая принесла себя в жертву во имя свободы своего народа. Сама равнина, на которой предстояло вести бой, была свидетельницей подвигов национального героя Тесея. Кроме того, как гласили древние легенды, именно здесь афиняне и Гераклид сумели нанести поражение еще одному захватчику, Эвристею. Все эти легенды были не просто древними мифами или плодами досужей фантазии. Люди того времени искренне верили в них. Наверное, в афинском лагере нашлось немало воинов, которые в горячих молитвах обращались к древним героям, тем, кто когда-то на этом же месте побеждал и терпел лишения. Теперь же, как считалось, они обрели великую власть и могли сейчас наблюдать за страной, которую продолжали любить, и, возможно, собирались помочь соотечественникам своими сверхчеловеческими способностями.
Согласно старинному обычаю, воины каждого рода обычно располагались на поле боя вблизи друг от друга. Таким образом, сосед сражался рядом с соседом, друг рядом со своим другом. Дух самопожертвования и желание подражать сильнейшему вдохновляли воинов сражаться на пределе своих сил. Командование правым флангом принял стратег Каллимах. Воины Платеи выстроились на левом фланге. Войска в центре возглавили Фемистокл и Аристид. Весь строй состоял только из тяжеловооруженных пехотинцев-гоплитов. Греки вплоть до времен Ификрата (конец V – первая половина IV в. до н. э.; крупный военный реформатор и военачальник Афин. Сформировал новый род пехоты – пелтастов, сочетавших качества тяжелой и легкой пехоты. Пелтасты вооружались легкими щитами, удлиненными копьями и мечами, успешно действовали как в сомкнутом, так и в рассыпном строю. – Ред.) почти не придавали значения легковооруженной пехоте, которая не применялась в генеральных сражениях. Легковооруженные воины использовались лишь в небольших стычках или при преследовании разгромленного противника. Пехотинец регулярной армии в те времена имел на вооружении копье и короткий меч, а его доспехи состояли из шлема, нагрудника, поножей и щита. Обычно вооруженные таким образом воины строились в фалангу примерно в восемь – двенадцать шеренг; наступление на врага осуществлялось медленным ровным шагом. Однако военный гений Мильтиада заставил его внести некоторые изменения в классическое тактическое построение войска своего времени. Для него было важно максимально растянуть строй фаланги поперек поля боя для того, чтобы защитить армию от возможных ударов персидской конницы во фланги и в тыл. Такое растягивание строя приводило к общему ослаблению силы удара фаланги. Поэтому, вместо того чтобы равномерно распределить воинов фаланги, Мильтиад решился на некоторое усиление обоих флангов за счет центра, где характер местности обеспечивал наиболее благоприятные условия для отступления в случае поражения. Те же самые условия местности позволяли максимально развить успех именно на флангах. Поэтому Мильтиад решил довериться собственному опыту, мастерству и дисциплине своих солдат, чтобы превратить эти преимущества в решительную победу
[11].
План сражения при Марафоне
В таком построении (которое Мильтиад, как говорилось выше, считал оправданным из-за неравномерного рельефа местности, а также для того, чтобы до поры до времени скрыть развертывание своего войска) греческий полководец расположил 11 тыс. гоплитов, чьи копья и мечи должны были разрешить вооруженное противостояние между европейским и азиатским мирами. (Характерные для середины XIX в. утверждения. В V в. до н. э. разница между родственными арийскими народами – эллинами и иранцами – была не так уж велика. – Ред.) Были принесены жертвы, по которым жрецы попытались определить волю небес. Результаты оказались благоприятными для греков. Прозвучали трубы, и с боевыми кличами небольшое греческое войско устремилось вниз, туда, где расположился враг. Там же на склонах гор, возможно, впервые прозвучал призыв Эсхила, участвовавшего в битвах при Марафоне и при Саламине, к воинам обоих сражений: «О сыны греков! Бейте [врага] за свободу своей страны! Бейте за свободу своих детей и своих жен, за храмы богов своих отцов, за могилы предков. Все брошено на чашу борьбы!»
