– Родик, ты такой лапочка в этом намордничке… И когда сердишься… Вот только маску я так сразу не отдам. Ее еще надо заслужить…
А потом… Потом… При воспоминании о том, что последовало, у Вари долго еще разрывалось и ныло сердце. Сердитое ворчание Родиона был прервано звуком короткой борьбы и отчетливого поцелуя.
Варя зашаталась, как будто пол вышибло из-под ног. В глазах потемнело – хотя куда уж темнее! – и если бы она стояла, то упала бы. А потом хлынули слезы, отовсюду, ручьями – из глаз, носа, чуть ли не из ушей, и главной задачей стало стиснуть зубы, давиться, размазывать слезы по щекам и сдерживаться изо всех сил, чтобы ни единым звуком не выдать свое присутствие.
К счастью, парочка ушла на кухню. Как только голоса затихли, Варя ухватилась за стул, медленно встала, взяла со стола мобильник и, с трудом волоча ноги, двинулась к выходу.
Она чувствовала себя так, словно гигантский вампир высосал всю ее жизненную силу.
Она не помнила, как вошла в лифт, спустилась вниз, вышла на улицу. Она сосредоточилась лишь на том, чтобы не упасть – мир кружился вокруг, норовя ударить побольнее – то дверью подъезда, то ступенькой, то веткой, – и запомнила только, как выключила мобильник и отрезала – все. Больше ни за что и никогда. Должна же у человека быть гордость, в конце концов.
На это решение ушли остатки сил. На автопилоте поплелась домой. Скорее, скорее, забиться в свою конуру, спрятаться, отсидеться, зализать раны… Дома и стены помогают.
Войдя в квартиру, обессиленно прислонилась к стене. Нет, стены не работают. Что же это такое? Как жить дальше?
Осталось одно, только одно на свете средство, которое реально могло утешить. Компьютер. Интернет. Она должна добраться до «ЖЖ».
Кошачий хвост
с синей стрелкой
Дома все еще никого не было. Ключ от «запретной комнаты» лежал на месте. Замок открылся с первой попытки – словно понимал и сочувствовал, – и через несколько минут «Реймонт Обви» был в сети.
Первое, что он сделал, – открыл блог. А дальше в отчаянии написал: «Все кончено. Надежды и мечты в руинах. Моя любовь трижды предала меня. Один раз – на почте. Второй – в музее. Третий – только что у себя дома. Не знаю, как мне дальше жить…»
Но на этих словах юный писатель вдруг отвлекся, и пальцы сами собой отстучали:
«И ради этой любви я попрошайничал в переходе!»
Дальше история путешествия в Юров полилась сама собой, как будто писала не Варя, а кто-то другой. Но ведь это и была не Варя, а Реймонт Обви, и то, что никогда бы не отважилась выложить для всех она сама, у него получалось без проблем. Эта игра была захватывающей и великолепной. Запреты, блоки, комплексы сметены и забыты. Мысли прилетали ниоткуда и тут же облекались в слова, свободно, легко, красиво. Это был другой мир, и Варя полностью погрузилась в него – до такой степени, что забыла даже о жгучих любовных страданиях…
И не услышала, как открылась входная дверь.
Она очнулась лишь от грозного окрика отца:
– Как ты сюда попала? Кто тебе позволил зайти в запретную комнату?
Ошарашенная, все еще витающая в виртуале, Варя обернулась…
Родители и учитель Лев Леонидович стояли на пороге. Они выглядели, как разъяренные смерчи, готовые вот-вот объединиться и обрушиться на Варину голову.
Время остановилось. Реал сгустился вокруг Вари подобно грозовой туче, и спрятаться от стихии было некуда.
– Тут… тут было открыто, и я подумала, что можно, – на ходу соврала она, успев нажать кнопку выхода.
Отец промолчал, но вступила мама.
– Почему я ничего не знаю про родительское собрание?! – взвился ее сердитый голос.
– Но… Я… – осипшая Варя не могла выдавить ни слова.
– Почему вы не передали родителям записку?! – Голос Льва еще громче, визгливее.
– Но… я…
– Почему не рассказала про двойку по литературе?! – Мамин смерч набирал обороты.
– Я…
– Ты постоянно обманываешь! Скрытничаешь! Ловчишь!
Злобные смерчи объединились. Чего только не полетело в Варю в последующие минуты! Гневные упреки, обвинения, разоблачения, угрозы, все прошлые грехи и несуществующие, ужасное будущее… Было странно, что она все еще стоит на ногах, дышит и говорит.
В довершение ко всему, перекрывая разгул стихий, из-за двери раздался громкий вопль:
– Мама!
В комнату ворвался Степка и, размазывая слезы по щекам, показал что-то, лежащее на ладони.
– Что такое? Что случилось? – Мама недоуменно рассматривала маленький кусочек фарфора.
– Это… это… – Степка задыхался от плача, но Варя уже поняла. Объятая ужасом, она ждала развязки. Ах, ну почему в Баюкине не бывает настоящих стихийных бедствий!
– Мы… Мы с Вованом играли в разведчиков… Я нашел это под кроватью!
– Чей-то хвост, – заметил Лев Леонидович. – Похоже, кошачий!
– Нет, мой… – всхлипнул Степка. – Ну, то есть… От моей копилки.
– Ты разбил копилку? – поразилась мама.
– Нет! Я ничего не разбивал! И не знал! Там другая кошка стоит, я думал, это моя… Но тут на хвосте синяя стрелка, вот, видите? Я сам так пометил, чтобы от Варькиной отличить. – Слезы у Степки снова хлынули потоком.
– А у той кошки, что осталась, есть на хвосте стрелка? – спросила мама.
– Не знаю… Пойдемте, посмотрим!
Возглавляемые братом взрослые ретировались, а Варя рванулась к входной двери. Бежать! Бежать, пока не поздно!
Но было поздно: в холле, преграждая путь, стояли отец и Лев Леонидович.
– Как ты объяснишь вот это? – Отец протянул ей какую-то скомканную бумажку.
– Я… я не знаю, – замерла в дверях Варя. – Это… не мое!
– Согласен. Это мое. То самое письмо, которое я ищу уже десять дней. И знаешь, где я его нашел?
– Понятия не имею…
– На полу у тебя в комнате! Как письмо очутилось там? И почему на нем что-то написано твоим почерком?
Отец развернул бумажку:
– «Участвовать. Написать гениальную музыку. Везение». Что за бред!
– Это не бред. Это план! – вспыхнула Варя. – И потом, я не знала, что это письмо! Я думала, это просто так какая-то бумажка лежит у тебя на столе.
– У меня на столе? А кто дал тебе разрешение копаться в моих бумагах?
– Я нечаянно… Мне надо было на чем-то записать, а Степка не пускал меня к компьютеру!
Настроение Вари переменилось. Из робкого запуганного зайчонка она превратилась в… может быть, снова в Реймонта Обви? На этот раз не виртуального, а вполне реального.
– Степан? А ему кто разрешил зайти в кабинет?
