Окончательно обалдевшая Евдокия, вышибает лбом двери и, опрокинув сковородку, уходит искать Джеську, чтобы расставить с ней все точки над «и».
А я домываю посуду и принимаюсь мыть пол на кухне. Поскольку кухня маленькая, а предметов в ней много, шваброй тут не возьмешь, только ползком. Становлюсь на четвереньки, заползаю под стол, под печальное таривердиевское «ты скажи, где скрылася, знаешь, где она?» Была тебе любимая — кричу я из-под стола — была тебе любимая — выползаю я на свет божий — была тебе любимая — говорю я, выкручивая тряпку — а стала мне жена — допеваем мы с Микаэлом хором.
А еще нужно приготовить обед, натопить печь и заштопать носки.
Да, и не забыть, перед сном, обсудить с Евдокией национальный вопрос.
История шестнадцатая. Прогулочная
Справа — степь. Слева — степь. А между, с криком «веснааааааа!!!!», несется Евдокия. Причем, несется таким макаром, что если изначально не знать, как она выглядит, то сразу и не определишь. Видны только отдельные фрагменты, развевающиеся по ветру. Уши, трепещущие, как знамена на первомайской демонстрации. Много хвостов. Судя по тому, что ног не видно, догадываешься, что передвигается это летучее существо с помощью крыльев. Однако, их тоже не видно. Но они есть. Это как в самолете — пропеллеры вращаются с такой скоростью, что их как бы нет. Но они есть. И самолет летит. Параллельно Евдокии.
Я так не умею. Мой вес превышает вес самолета. И уши под шапкой лишены возможности развеваться по ветру. И крыльев я давно не ношу. Поэтому, от зависти, вместо того, чтобы кричать «веснааааа!!!!», я кричу:
— Дуся, не беги так быстро, крылья вспотеют!
Зато я дышу. Не спеша, с чувством, с толком, вкушая легкий ароматный воздух, словно изысканный десерт. К такому нужно подавать наперсток кофе и маленькую серебряную ложечку.
В синем небе ходят кругами белые чайки. Значит, река уже близко.
Я ускоряю шаг, так как теряю Дусю из виду. В прошлом году она уже обрушивалась в речку с разбегу, не разглядев ее сквозь камыши. Сказала, что камышам больше доверять не будет. Но, кто знает.
Застаю Евдокию сидящей на берегу, со сладкой улыбкой глядящей на воду.
— Смотри, какая птичка — говорит она мне, не сводя глаз с хорошенькой уточки, бесстрашно плавающей у Дуси прямо под носом. — Иди к нам, малышка, вылезай на берег, вода холодная, простудишься — лживым голосом зовет Евдокия.
— Не вылезет, можешь не стараться — говорю я.
— А ты отойди подальше, она тебя боится — командует Дуся.
— Думаешь, я страшнее тебя? — озадачиваюсь я.
Дуся напрягается в поисках обтекаемого ответа: так, чтобы я и отошла, и не обиделась.
— Не очень — говорит она. — Совсем немножко. Чуть-чуть.
— Ну, если чуть-чуть, то утка и не заметит разницы между нами.
И остаюсь на месте. Дуся щупает лапой воду.
— Поплывешь ловить? Не советую. Воспаление легких, как минимум.
— А как максимум?
— Про максимум я даже думать не хочу. Давай просто посидим на траве и посмотрим, как утка плавает.
— И зарабатывает воспаление легких — опечалилась Евдокия. — Вылезай, птичка! — кричит она. Собирается что-то добавить, открывает рот и на все камыши орет «апчхиии!!!» Все-таки вода холодная.
Утка стремительно исчезает, позабыв сказать «до свидания».
— Это все ты виновата — расстраивается Дуся. — Я же говорила тебе — отойди.
История семнадцатая. Маленькая
— Черная, лохматая тоска поселилась у нее в сердце, не давала жить и дышать, сжимала жестокой рукой тонкое, беззащитное горло — читала я придушенным, полным трагизма голосом.
— Ой — сказала Дуся и в страхе зажмурилась.
Книга о трагической любви — что еще могут читать женщины в дождливую погоду.
— Ой-ёй — повторила Евдокия — а вдруг она в моем сердце вздумает поселиться?
— Кто?
— Ну, вот эта, черная и лохматая, которая за горло хватает.
— Не бойся, моя хорошая, я ей этого не позволю.
— А вдруг она в твое сердце залезет?
— Не залезет. Мое сердце уже занято, в нем живешь ты.
— Как это? Я же — вот она, здесь, рядом с тобой.
— Ты — да. А моя любовь к тебе, мои мысли о тебе, моя радость от того, что ты у меня есть — они живут в моем сердце.
Дуся засмеялась громко, заскакала по комнате, закружилась, налетая на заглянувших на шум котов.
— А в моем сердце столько тебя… столько… столько… ого-го сколько… этой лохматой и страшной никак не втиснуться. Как хорошо, что мы есть друг у друга.
Тут в окно заглянул тоненький солнечный лучик, и стало ясно, что дождь закончился, что мрачные тучи больше не нависают над нашим домиком, нагоняя тоску. Евдокия ринулась в сад — посмотреть, как там ежик на зиму спать устроился, не затопило ли мышиные норки, где прячется листопад и вообще.
«Они жили долго и счастливо» — прочитала я, перелистнув последнюю страницу.
История восемнадцатая. Как украли косточку
А потом, на десерт, Дуся получила такую кость, такую! кость! о которой мечтает каждая собака, но получает — далеко не каждая, а лишь достойная. Вот Дуся, например.
Евдокия унесла свое сокровище в сад, легла с ним на любимое место под шелковицей и стала любоваться. Цвет, форма, запах — все было идеальным. Если посмотреть на кость справа — она похожа на ежика, а если склонить голову влево — на печную трубу, что торчит на крыше, как опознавательный знак для назначивших свидание котов. Вот этот кругленький набалдашник можно долго и вдумчиво грызть, наслаждаясь вкусом вареной говядины и теплом осеннего дня. А «печную трубу» нужно непременно разгрызть напрочь, потому что там, внутри, скрывается такая вкуснятина, что просто слюнки текут при мысли о ней. Хозяйка говорит, что это мозг. Теперь понятно, почему коровы такие глупые, если у них мозги по костям рассованы. Но это и хорошо. Иначе на свете не было бы столь чудесной вещи, как сахарная косточка.
Налюбовавшись на мосол, Дуся уж было приступила к вкушению, но внезапно зачесалось в спине. В самом ее конце, где приделан хвост. Изогнувшись дугой (надо худеть, мелькнула мысль), упираясь ногами в землю, сопя и жмурясь от напряжения, заклацала Евдокия зубами, выкусывая невидимую миру блоху. А когда разогнулась, то обнаружила, что кость исчезла. Совсем. Как сквозь землю провалилась.
Дуся вскочила, оббежала вокруг дерева, заглянула за смородиновый куст, обернулась несколько раз вокруг себя — все напрасно. Отчаяние черным крылом накрыло Дусину душу. Где же справедливость? — горько воскликнула она.
И в это время прямо перед ее носом с глухим стуком упала искомая кость. Это Вася, утащив тяжелый мосол и взобравшись с ним на дерево, не смогла долго держать его на весу.
