Везде, где он появлялся, людей ждали горе и смерть, а храмы — разрушение.
Вот такие истории придуманы лживыми и злонамеренными египетскими жрецами с целью опорочить еврейский народ, его пророков, а главное, — его Господа, Который любит и укрывает евреев!
В связи с тем, что подобные выдумки наверняка будут долго преследовать мой народ, я должен указать на их глупость и полное отсутствие в них здравого смысла.
Возвращаясь к первой сплетне, хочется спросить: каких таких богов пожелал лицезреть Аменофис? Если мне не изменяет память, у египтян принято почитать за таковых и быков, и козлов, и крокодилов, и обезьян. Как известно, любого из этих животных можно видеть и без участия знаменитых мудрецов и провидцев.
А что можно сказать об умственных способностях тезки фараона, который давал столь странные советы? Почему он решил, что козлов и обезьян нельзя увидеть из-за каких-то калек и прокаженных? Ведь боги гневаются на людей отнюдь не за неприглядную внешность, а за нечестивые деяния!
И как можно было собрать со столь обширной территории восемьдесят тысяч калек и прокаженных всего за один день?
И почему царь ослушался советов богов и не выслал калек и прокаженных за пределы Египта, а упрятал их в каменоломни вместе с преступниками? Создается впечатление, будто фараон желал не столько изгонять прокаженных, сколько пополнить армию бесплатных работников.
Египетские клеветники утверждают, будто прорицатель покончил с собой, предвидя гнев богов и все грядущие беды в Египте, и что он оставил фараону письмо с предсказанием. Тогда почему он тотчас не отсоветовал царю созерцать богов? Жил же тот без этого всю предшествующую жизнь.
К чему бояться тех бед, которые должны были случиться не с ним, и что могло быть для него страшнее смерти?
Рассмотрим еще одну чудовищную нелепость.
Итак, нас хотят уверить, что царь, узнав о предстоящих событиях, не изгнал несчастных из Египта, как того требовали боги, а отдал им Аварис, город, некогда населенный гиксосами и оставленный ими в стародавние времена.
Поселившись в Аварисе, изгнанники избрали себе предводителя из числа бывших бефсалийских жрецов, и тот новыми законами запретил поклоняться египетским богам и воздерживаться от употребления в пищу почитаемых в Египте животных. Он заставил поклясться в верности себе и своим законам изгнанников, а затем соорудил вокруг Авариса крепостную стену и пошел на фараона войной, очевидно, и в отместку за несправедливое к себе отношение.
Получается, что фараон своими руками упорно копал себе могилу и делал это с большим тщанием и рвением.
Не меньшими глупцами в этой истории выставлены и изгнанники. После легкого завоевания Египта победители, зная, что Аменофис жив, а его войско не только не разбито, но и усиливается, не стали укреплять границы с Эфиопией, где пребывал фараон, и не позаботились о том, чтобы преумножить свое войско за счет местных жителей и соседних племен.
Вызывает усмешку и рассказ о том, как фараон разбил армию завоевателей и гнал ее по пустыне, вплоть до сирийских пределов. Тот, кто был в пустыне, знает, как непросто преодолеть пустыню и без всяких боев.
Теперь о том, что касается Моисея.
Египтяне признают его человеком необыкновенным и божественным, а потому, желая видеть в нем своего соотечественника, с невероятным бесстыдством утверждают, что он был одним из бефсалийских жрецов, изгнанным вместе с остальными прокаженными.
Совершенно ясно, что Моисей не мог страдать ни одним из тех недугов, которыми его наградили досужие египетские слухи. Об этом говорит Моисеево законодательство, известное каждому израильтянину с юных лет. Оно запрещает прокаженным оставаться в стане и городах; им надлежит поодиночке бродить в разодранных одеждах, а всякого, кто прикоснется к ним или окажется с ними под одной крышей, Закон считает нечистым.
И даже если болезнь будет излечена и человеку возвратится его прежний вид, Моисей предписывал различного рода очищения, омовения ключевой водой и острижение волос.
Лишь после того, как исцелившийся совершит множество жертвоприношений, ему позволялось вернуться в стан. Хотя, казалось бы, человек, если он действительно страдал таким недугом, должен был отнестись к больным той же болезнью с большой заботой и вниманием.
Законодательство же Моисея касается не только прокаженных, но и всех, кто имел хоть малейший телесный изъян. Таковым запрещалось участвовать в священнодействиях.
А потому уместно спросить у распространителей злокозненных слухов: «Возможно ли, чтобы Моисей принимал эти постановления против самого себя и издавал законы себе же на позор и во вред?»
Совершенно не похоже на правду и то, что Моисей поменял имя.
Другая история не менее абсурдна, чем первая. Здесь причиной изгнания прокаженных из Египта стала якобы Исида, которая явилась во сне фараону и повелела изгнать из Египта прокаженных; прорицателем называется не Аменофис, а какой-то провидец Фритифант.
Численность высланных из Египта по сравнению с первым слухом увеличилась в три раза и составляет двести пятьдесят тысяч, которые объединились с каким-то странным племенем в триста пятьдесят тысяч человек, невесть откуда появившимся в пустыне.
Что это было за племя? Куда направлялось? Откуда? Почему Аменофис отказался пустить их в Египет?
Все эти простые, на первый взгляд, вопросы остаются без ответа, ибо при всей фантазии дать на них правдоподобные ответы невозможно.
Наряду с Моисеем в этой истории упоминается имя Иосифа; как будто тот был изгнан вместе с Моисеем. Но ведь даже маленькие дети знают, что Иосиф жил за несколько поколений до Моисея!
Но довольно всерьез говорить о всяком вздоре: приступив к этому занятию, рискуешь никогда с ним не расстаться, ибо человеческой, глупости и злобе нет предела.
Битвы с Сигоном и Огом
Мы миновали земли эдомские и моавские и подступили к землям аморреян, живших по восточную сторону Мертвого моря.
Моисей, как он делал много раз до этого, отправил к правителям этих земель послов с просьбой пропустить нас через их землю. Он предлагал им деньги, но Сигон, правитель аморрейский, воспротивился нашим просьбам и, больше того, напал на наш стан, надеясь поживиться добычей и увести к себе новых рабов.
Сигон слыл неумным и неосмотрительным правителем, а потому он, привыкший к победам над мелкими племенами пустыни, не мог предполагать, какой опасности подвергает свой народ.
Решительная битва произошла при Иааце, где наша армия без особого труда одолела войско безумного Сигона, который надеялся кавалерийским наскоком одолеть столь искусных воинов, как сыны Израиля. Израильские лучники первым же роем стрел уничтожили большую часть вражеской конницы и внесли сумятицу в ряды нападавших.
Битва началась утром, и все было кончено к полудню. Обезумевшие воины противника метались по полю, умоляя израильтян о пощаде. Они проклинали день, когда послушали Сигона и решились на битву с Израилем.
