В сохранившемся архиве деловой переписки в Телль-эль-Амарне о ней нет ни единого упоминания. Царь Митанни Тугаратта упоминает мать фараона Тэйе, говоря о ней как о подлинном знатоке международных отношений, и передает приветствия как вдовствующей царице, так и своей дочери, Тадухеппе, живущей в гареме фараона. Тэйе, в свою очередь, переписывается с царицей Митанни. О красавице Нефертити Тушратта, как и остальные иноземные правители в переписке с Эхнатоном, упоминает под словами «прочие жены», когда шлет нм общин привет.
На лицо полная перемена в положении царицы.
Ранее ее можно было рассматривать как соправительницу Эхиатона, равную во влиянии и могуществе, имевшую личную точку зрения на методы управления государством и зачастую реализованную, хоть и при скрытом неудовольствии фараона, на практике. Во многом ее позиция на фиванском этапе царствования сходна с позицией, занимаемой Тэйе при Аменхотепе III.
В Ахетатоне ее роль сводится исключительно к ипостаси жены и матери. Поклонение Нефертити со стороны придворных, как одной из к мочевых фигур нового религиозного культа, проводится согласно пожеланию Эхнатона и строго в рамках, им указанных. Ничего, кроме узкого круга внутрисемейных обязанностей, а также обязательно-официальных религиозных и придворных ритуалов, не входит более в юрисдикцию Нефертити.
Какая резкая перемена участи! Сразу возникает ряд вопросов: легко ли пошла на подобные изменения царица? Почему она не пыталась сохранить свое влияние? Явилась ли для красавицы перемена ее положения полной неожиданностью, или у Нефертити была возможность подготовиться к изменению своего статуса в решении государственных вопросов?
Для ответа на эти и другие вопросы нам необходим подробный психологический анализ личности Эхнатона.
Прежде всего, фараон поражает ярко выраженной противоречивостью натуры. Здесь и амбициозность, и фанатизм, и поистине ослиное упорство в достижении поставленной им цели, зачастую имеющей смысл исключительно для него одного, а не для государства, и отсутствие боязни перед огромными жертвами во имя этой эфемерной цели. Но он же проявляет себя безмерно любящим отцом и мужем, ставящим семью выше общепринятых канонов и не боящимся показать себя пароду обычным человеком, искренне радующимся забавам проказниц дочерей и скорбящим отцом от потери одной из них.
Почему же такая сложная натура смогла раскрыться в полную силу только в Ахетатоне, сдерживая себя до поры до времени в первые годы царствования?
Все дело в том, что в Фивах у молодого Эхнатона, тогда еще Аменхотепа IV. было множество (факторов, препятствующих ему в самореализации.
Сначала, будучи соправителем отца, ему приходилось постоянно оглядываться как на его мнение, так и на мнение матери, которая, понимая шаткость положения сына на троне, пыталась по мере возможности предостеречь его от непопулярных и преждевременных мероприятий, одним из которых и была религиозная реформа.
Видимо, Нефертити осознавала, какую грозную силу представляют собой жрецы бога Амона и фиванская аристократия. Объединившись, они могли стать реальной угрозой власти фараона. Поэтому ока придерживалась тактики осмотрительности и тщательной взвешенности в решении государственных вопросов и проблем. Не исключено, что постепенное возвышение жены Эхнатона во время проживания супругов в Фивах обеспечивалось ее союзом с Тэйе.
Уникальный в истории случай: невестка и свекровь, объединив усилия, образовали тандем, удерживающий Эхнатона от поспешных действий и крайностей, характерных для его душевного склада, отодвигая тем самым как можно дальше столкновение между ним и жречеством Амона. В том, что раньше или позже конфликт все же произойдет, женщины не сомневались ни на минуту.
Но если фараон обладал склонностью к самодурству, почему тогда терпел над собой контроль со стороны матери и жены?
Не исключено, что в подобном унизительном для своего самолюбия положении Эхнатон испытывал некое извращенное чувство удовлетворения. Личности, обладающие подобным складом характера, способны, как это ни странно звучит, получать наслаждение от смакования собственного унижении, с тщанием и заботой питая обиду в надежде на достойное возмездие в последующем.
С одной стороны, для таких люден нет ничего слаже длительно вынашиваемой мести: сейчас ты всемогущая правительница, диктующая как поступать мне, владыке- Верхнего и Нижнего Египта, а завтра — банальная жена фараона, о которой даже иноземные правители не сочтут должным упоминать в переписке.
С другой, — молодой фараон впадал в панику от одной только мысли, что может совершить страшную ошибку, приняв неверное решение, могущее вызвать у влиятельных придворных сомнения относительно его способности управлять страной. На первых порах Эхнатону было лаже выгодно, что его власть ограничена, так как набавляла груза ответственности.
Дальнейшие события наглядно демонстрирует верность подобною предположения. После смерти Аменхотепа III скорбящий сын зато, влет строительство новой столицы, где уже никто не будет мешать его абсолютной власти. Тэйе и Нефертити уходят с политической арены и сохраняют личную привязанность царя за счет проявленной покорности создавшемуся положению.
Его матери, в принципе, уже и не нужно было подтверждения своих особых привилегий и статуса, а переписка вдовствующей царицы с иноземными адресатами скорее дань многолетней привычке, нежели весомое доказательство сохраняемого ею влияния на фараона Она тихо угасает в Фивах, и если бы не опасность ситуации, грозящей многочисленными бедствиями Египту, думаю, вряд ли их встреча с сыном имела бы место.
Обратим внимание: ведь это Тэйе поехала к Эхнатону, несмотря на свой почтенный возраст и многочисленные болезни. Любимое чадо почему-то ни разу не удосужилось навестить мать, только письма еще связывают их друг с другом. Доподлинно не известно, действительно ли царь относился к женщине, сделавшей его фараоном, именно так. как пишет в своих посланиях. Всегда лучшим проявлением отношения к человеку были не слова, а дела. С этим как раз у Эхнатона и не все и порядке.
Допустим, фараон считал Фивы опасным для себя городом, и этим объясняется его непосещение матери. Что мешало ему найти другое место для встречи? Пусть немного удаленное от постоянного местожительства Тэйе, но и не такую даль, как Ахетатон. Не зря говорится, было бы желание, можно и горы свернуть. Видимо, особого желания встречаться с матерью у сына не было.
В самом деле, кому приятно видеть перед собой напоминание о собственной ущербности как правителя, пусть и недолгого? Тем более такой одиозной личности, как Эхнатон? Однако и показывать прилюдно свои не совсем благородные чувства к женщине, подарившей ему жизнь и трон, царь не решился, памятуя об особом отношении к матерям в Египте. Возможно, этим и объясняется теплый прием, организованный фараоном в честь ее приезда.
Опять-таки, доказательства того, что он прислушался к аргументам Тэйе, наблюдаются только через три года после их встречи. К тому времени Эхнатон уже осознал полное фиаско выпестованной им религии. Его сопровождаем! неудачи как внутрисемейные, так и государственные. Фараон-неудачник, вот кем, вероятно, он себя считал.
