Поэтому вместо NcoLV Вальберг решил заняться продажей «Крионордика». Английский инвестиционный банк рассчитывал получить обязательный взнос уже в течение текущей недели. Кто он, будущий владелец лаборатории, способной устроить Армагеддон? Существуют ли вообще организации, контролирующие подобные сделки?
Йенс скосил глаза на Юнаса Бьёремана. Их взгляды встретились, и Юнас помахал какой-то бумагой, а потом поднялся и быстро пошел к Вальбергу. Тот выпрямился и скрестил на груди руки. Что такое происходит, в конце концов? Шеф отдела новостей приблизился к нему и с торжествующим видом положил на его стол компьютерную распечатку.
– Пора, Йенс. Теперь-то тебе точно придется что-нибудь состряпать на эту тему.
– Что это? – Вальберг с недоумением уставился на бумажку.
– Она умерла.
– Кто?
– Пия Хаглунд. Медсестра.
Йенс пробежал глазами распечатку электронного письма. «Пациентка Хаглунд скончалась в 164-м отделении больницы в Худдинге. Смерть засвидетельствована в три часа сорок семь минут. Причиной смерти стала асфиксия вследствие острой дыхательной недостаточности, вызванной вирусом NcoLV». Журналист поднял глаза, как будто собираясь что-то сказать, но шеф уже убегал от него между рядами столов.
– Ваш выход, маэстро, – крикнул он через плечо Йенсу, – Армагеддон близко! Мы будем первыми!
Вальберг опустил голову и несколько минут тупо смотрел в пол. А потом смял бумажку и выбросил ее в мусорную корзину.
Тель-Авив, Израиль
Солнце стояло высоко, и воздух успел прогреться как минимум до сорока градусов. Если в менее жаркий день Рейчел сжигала до полутора тысяч калорий на дорожке близ отеля «Дан Панорама», то сегодня можно было рассчитывать на большее. Она сорвала допрос Акима Катца, и Давид Яссур был в бешенстве. Ее обвинили в неспособности контролировать свои эмоции. В конце концов Давид все-таки успокоился, но Катца ей больше не видать как своих ушей.
Когда Папо выбежала на четырехкилометровую дорожку вдоль парка Чарльза Клора, в поле ее зрения появился автомобиль, двигавшийся с той же скоростью, что и она. Рейчел скосила глаза: «БМВ», черные стекла, три антенны, дополнительное зеркальце. Не иначе как правительственный. Или «Моссада». Женщина продолжала бежать, но на последнем километре в груди у нее словно что-то взорвалось. Она дотрусила до края дорожки и, размахивая руками, упала в раскаленный песок. В висках у нее стучало, по спине стекали ручьи пота.
– Эй… ты жива?
Она узнала голос Меира Пардо, перевернулась на спину и сощурила глаза. Фигура шефа «Моссада» нависала над ней черной глыбой. Вокруг его головы дрожал радужный нимб.
– Господи, Рейчел! Рядом с тобой я чувствую себя такой развалиной… Мы проехали за тобой шесть километров, а ты все бежишь и бежишь. Мой шофер с трудом поспевал за тобой.
Пульс женщины уже успокаивался, дыхание приходило в норму. Она утерла лицо майкой и посмотрела на своего шефа. Меир выглядел обеспокоенным. Рейчел выплюнула песок и решилась задать вопрос:
– А что случилось?
Пардо кивнул в сторону скамейки у морского променада:
– Пойдем сядем.
Рейчел поднялась и на негнущихся ногах последовала за начальником. Трое телохранителей уставились на нее с разных сторон – каждый метрах в десяти от Меира. Тот тяжело опустился на скамейку.
– Хочешь пить? Думаю, у нас в машине есть вода.
Папо покачала головой, глядя на пенившиеся у берега волны.
– Ты хотел мне что-то сказать?
Меир задумчиво смотрел на море.
– Мы вышли с ними на связь.
Рейчел вздрогнула. Лицо ее тут же исказила жалостливая гримаса.
– И?..
– С Тарой, похоже, всё в порядке. Так они говорят, по крайней мере.
– У вас есть какие-то основания это утверждать?
Пардо покачал головой:
– Ничего, кроме их заверений.
– Их заверения – пустой звук.
– Они предложили обмен.
– Катц? – Рейчел вскинула голову.
Меир кивнул.
– Когда?
Руководитель разведки снова задумался. Папо повторила вопрос.
Меир остановил на ней долгий взгляд. Его молчание пугало ее. Что с ним такое, в конце концов? Почему он не может просто ответить на ее вопрос? Наконец шеф «Моссада» заговорил с откровенной неохотой:
– Я сказал тебе достаточно. Тара жива. Остальное – наше дело.
– Но речь идет о моей сестре.
– Именно поэтому.
Рейчел почувствовала, как в ней закипает злоба. Щеки ее загорелись.
– Ты мне больше не доверяешь?
Пардо вздохнул.
– В прошлый раз, когда я ради тебя нарушил инструкции, ты меня подвела. Больше я рисковать не намерен.
Женщина сглотнула, пытаясь взять себя в руки. Она должна была знать все.
– «Кетциот» – это моя ошибка. Если б ты знал, как я о ней сожалею… Встретиться с глазу на глаз с этой свиньей… Поверь, впредь не повторится ничего подобного. Я обещаю тебе держать себя в руках. Я… я не буду вмешиваться, но я должна знать.
Она положила руку на плечо начальника.
Меир усмехнулся.
– Сам удивляюсь, почему вечно иду у тебя на поводу. Неужели ты не понимаешь, сколько лишних проблем создаешь мне?
Рейчел слабо улыбнулась. Пардо тем временем продолжал:
– Дело даже не во мне… Обещай, что впредь будешь вести себя как профессионал… и без глупостей, ладно?
Женщина кивнула.
– Так когда состоится обмен?
– Послезавтра в семь утра. На Кипре.
– На Кипре?
– Никосия – старый международный аэропорт. Может, ты знаешь, что он вот уже сорок лет как заброшен. Летное поле, залы ожидания, бутики… Все пусто после турецкого вторжения. Странное место.
– И как все будет происходить? По двое сопровождаюших с каждой стороны, при поддержке снайперов?
– Рейчел!
– У Акима будет передатчик? Атака через двадцать минут после обмена? А может, нечто дистанционно управляемое, почему бы и нет?
– Рейчел.
– Что?
Меир снова наблюдал за морем. Похоже, он просто не находил в себе сил посмотреть своей сотруднице в глаза.
– Никакого обмена не будет, – сказал он.
– То есть?
– Израиль не вступает в переговоры с террористами. И Аким для нас слишком важен. Из него выжмут все, что можно, а потом он исчезнет. Тем не менее мы установили с ними контакт. И теперь знаем, что Тара жива. Кроме того, нам известны их мотивы…
