Какие-то незнакомые люди жаждут ее крови. Как вампиры. Что за театральщина! Ханне хотелось рассмеяться. Рейчел даже окно открыла, чтобы злодеи не застали их врасплох. Дождь все еще мягко шелестел снаружи, и комната наполнилась запахами мокрого мха и морской соли. Ханна смертельно устала. Она присела на край большого кресла напротив Папо и видела ее, как в тумане.
– Зачем ты мне все это рассказала? – спросила фру Сёдерквист.
– Мне показалось, что я обманываю сама себя. Что это отчаяние мешает мне увидеть все как есть.
Рейчел стала другой, пока рассказывала свою историю. Она словно сменила кожу. Хрупкая девушка осталась в прошлом, и теперь перед Ханной сидел солдат. У него были волосы Рейчел и одежда Рейчел, но глаза – другие.
Папо посмотрела на собеседницу:
– Ты знаешь иврит?
– Нет, к сожалению. Моя бабушка очень расстраивалась по этому поводу.
Рейчел склонила голову набок.
– Бабушка? Ее тоже затронул шоа? Холокост, я хотела сказать?
– Она была в Треблинке, вместе с дедушкой.
Разведчица кивнула.
– Когда выжившие получили наконец возможность отправиться на Святую землю, как, думаешь, там их встретили?
Ханне стоило усилий держать глаза открытыми.
– С распростертыми объятиями? – продолжала спрашивать Папо. – Или те, кто их принимал, стыдились того, что сами избежали ада? Я что-то читала об этом. Людей, выживших в катастрофе, часто преследует чувство вины.
Некоторое время Рейчел молчала, а когда она заговорила снова, в словах ее зазвучала горечь:
– Это так, израильтяне стыдились. Но не того, что сами избежали ада. Они презирали своих выживших собратьев за трусость и малодушие.
– Но это безумие…
– Именно поэтому Иегуда Бауэр
[33] выступил тогда со своими знаменитыми тремя заповедями: «Не будь жертвой, не будь преступником и не оставайся пассивным наблюдателем».
Ханна смотрела на собеседницу. Рейчел не было – на ее месте у окна по-прежнему сидел солдат.
– Я верю Бауэру, – продолжал он голосом Рейчел. – Поэтому и избрала единственно возможный путь…
Тут Ханна не выдержала:
– Прости меня, Рейчел, я страшно устала. Если ты хочешь о чем-нибудь мне рассказать, то я хотела бы побольше узнать о твоей сестре.
Папо выпрямилась на стуле и поморщилась. Похоже, ее мучили боли в спине.
– У Тары в глазах любовь Господа. Поскольку она не думает о том дерьме, которым забиты наши головы, она умней нас всех. Чище, по крайней мере. Она – вся моя жизнь.
– Надеюсь когда-нибудь ее увидеть.
Ханна подобрала ноги под пледом и попыталась придать голове как можно более комфортное положение. Рейчел смотрела в окно на скалы и на пепельно-серый причальный мост. Ханна тосковала по Эрику. Она хотела, чтобы он поскорее добрался до острова. Тогда она, конечно, будет спасена. Вот кончится дождь, выглянет солнце, и Эрик выйдет из моря, подобно древнему богу. Обнимет и поцелует ее. Все что ей сейчас нужно – слушать. Ханна знает, как трещит мотор. Этот булькающий гул не перепутаешь ни с чем. И если он становится все громче, это значит, что лодка приближается к берегу.
* * *
Она открыла глаза – Рейчел не было. Уитни Хьюстон больше не пела, и дождь за окном тоже стих. Но глухое бормотание мотора осталось. Ханна вскочила с дивана и оглядела комнату. В камине чернели погасшие поленья.
– Рейчел?
Тишина. Фру Сёдерквист осторожно приблизилась к окну, словно боясь выдать себя неосторожным движением.
В одних шерстяных носках она вышла на кухню, а потом заглянула в спальню и в маленький кабинет. Рейчел нигде не было. Грохот лодочного мотора внезапно смолк. Ханна остановилась и прислушалась. Неужели разведчица ее бросила? Или это Эрик с Йенсом прибыли на остров и Рейчел встречает их внизу, у причального мостика? Ханна вернулась в гостиную и прильнула к окну. За тонкой гардиной мелькнули два черных силуэта; она упала на колени и затаила дыхание. Черные фигуры у причального мостика все множились – и никаких огней. Глаза женщины наполнились слезами, и она прикрыла веки. Что там говорила Рейчел? «Не будь жертвой». Эта фраза придала Ханне сил. Она должна бежать, этот дом – ловушка. Женщина оглянулась на дверь. Успеет?
Грошерсфьёрден, Швеция
Сван сварил еще кофе и приготовил бутерброды с ливером. Эрик совершенно не чувствовал аппетита, хотя и не мог вспомнить, когда ел в последний раз.
«Изабелла» давала все те же семь узлов. Теперь уже другой маяк все так же безнадежно торчал на горизонте. Вероятно, это был Сандхамн. У Сёдерквиста затекли спина и ноги, а монотонный гул мотора сводил его с ума. Он уже много раз пытался дозвониться до Ханны и Рейчел. И до профессора Сальгрена. Но никто не отвечал или же здесь просто не было связи. В тесной каюте Эрик чувствовал себя отрезанным от большого мира, как будто они с Форселлем были последними людьми на Земле. Даже коммутатор капитана перестал трещать.
Эрик заерзал, пытаясь поудобнее устроиться в раскладном кресле. Он вспоминал Рейчел на причальном мостике в Даларё. Она вернула ему Суцкевера – зачем? Было ли это частью ее игры? От Ханны не ускользнула неестественная манерность жеста, с каким разведчица протянула ему книгу. Или тем самым Папо хотела побольнее ее ранить?
Эрик вспомнил, как она доставала из рюкзака невзрачный желтый томик. «Laughter beneath the forest» – подарок одной странной библиотекарши из Тель-Авива. Эта женщина стала для Сёдерквиста воплощением надежды. Память о ней придавала ему силы идти вперед, несмотря на страх и отчаяние. Эрик пролистал книгу и остановился на стихотворении, которое прочитал там, в Тель-Авиве, и которое дало библиотекарше повод рассказать ему о поэте и о бумажных бригадах.
В стихотворении речь шла о червяке, которого разрезали на две части лопатой, но который не умер от этого, а лишь стал вдвое сильнее. Этот образ был призывом к обитателям Вильнюсского гетто – не сдаваться.
Эрик пролистал книжку дальше, дошел до последней страницы и наморщил лоб. На внутренней стороне обложки были карандашные пометки. Сёдерквист узнал почерк Рейчел и поднес книгу к глазам, чтобы прочитать написанное. «Nigerian Leasing» – эти два слова были переписаны несколько раз, в строчку. Равно как и другое слово – «Salsabil». Дальше шло что-то по-арабски и на иврите – все одним почерком. Что бы это значило? И что такое Salsabil? Место? Может, имя или фамилия?
Сван нагнулся и принялся что-то искать в своей спортивной сумке. Потом он торжествующе посмотрел на своего пассажира.
– Неприкосновенный запас! Что скажешь?
Сёдерквист протянул ему кружку. Суцкевер не сдавался. Червь тоже. Так неужели он, Эрик, слабее их всех?