– Что это за «жесть» такая?!
– Что-то вроде электромагнитного импульса, – отозвался тот. – У Маньяка спроси. Вырубает технику «мусорщиков» на время.
– Этот, у интерната… Один из них?
– Да, это был «мусорщик». Обиделся, что мы отобрали его кукол.
Клещ расхохотался. Тут же дернул рулем, опасно накренив автобус. Пассажиры за спиной разразились криками. Мимо с искаженным воем сигнала пронеслась фура.
– Чуть не вмазались! – спокойно сообщил Клещ. – Но вариантов нету – надо быстрее выбраться за МКАД.
Прохор дернул плечом. Он до сих пор слабо понимал, что происходит.
– Не мог предупредить, что такие гости пожалуют? – мрачно спросил он. – Я же чуть от страха не помер.
– Ну не помер же, – Клещ хохотнул. Скосился на напарника. – Про слабину поля сам догадался?
– Я вообще не понимаю, о чем ты.
– Ну, ты же видел: силовое поле не пробить. А ты все стрелял.
– Не знаю. Рефлекс такой.
– Правильный рефлекс. А то некоторые бегут в страхе. И гибнут.
– А как мы его пробили, это поле, если оно непробиваемое?
– Оно-то непробиваемое, да только поначалу. Энергия у него все же ограниченная. Потому, если долбать упорно и не давать ему поднакопить энергию, поле можно пробить. Обычно хватает пяти патронов из дробовика. Но этот какой-то крепкий попался. Так что ты нам, считай, жизнь спас.
– А то он бы нас спалил? Эта штука у него…
– Излучатель. Да, вещь сильная.
– Этот «мусорщик»… Я даже не представлял, что они такие… Даже слова такого нет.
– Хорошо сказано – нет такого слова, – кивнул Клещ. – Он чужие – и этим все сказано. Мы для них – хуже индейцев для конкистадоров. Те были хотя бы благородные идальго. А эти – просто ассенизаторы.
– Тогда правильнее нас сравнить с крысами на их помойке, – заметил Прохор.
– Правильнее. Только не хочется мне даже такого сравнения. Крыс хотя бы держат как домашних питомцев, кормят их…
– …опыты ставят на них, дрессируют…
Клещ фыркнул:
– В точку! Мы гребаные лабораторные крысы. И электроды у нас в мозгах, как у крыс.
– Не у нас, – возразил Прохор. – У нас с тобой нейрофонов нет.
– У людей! – рыкнул Клещ. – Мы же с тобой люди! Но таких, как мы, осталось немного. И больше за людей вступиться некому. Все человечество просто выбросили на помойку…
Прохор кивнул. Все это было очевидно, только понять, ощутить такое трудно. Что такое человечество для отдельно взятого маленького человечка? Абстракция. Толпы незнакомцев, зачастую неинтересных тебе и неприятных, до которых просто нет тебе дела. Как и им до тебя. Вот так всеобщее надменное равнодушие и погубит это самое зарвавшееся человечество, подсевшее на новую игрушку в уверенности, что это – его высшее достижение. В этом люди напоминают обезьян, накрасивших себе губы найденной у хозяйки помадой, нацепивших себе на голову шляпу, на шею боа из перьев – и думающих при этом, что они создали себе неотразимый образ, с которым стали всесильны.
Только вот хозяйка вернется. И накажет нерадивую обезьяну.
Он переместился назад, к притихшим пассажирам. Подростки тихо перешептывались, все еще настороженно поглядывая в сторону воспитателей. Доверие все еще не было восстановлено. Более того, не было однозначного понимания, что же произошло на самом деле. Воспитатели выглядели подавленными. Что неудивительно: кому приятно осознать себя безмозглой игрушкой в руках чудовищ. Наверное, у каждого пассажира этого автобуса все еще маячил перед глазами образ монстра из чужого мира. Утешало только одно: это существо можно было убить.
Прохор уселся на облезлое сиденье рядом с тощим пареньком в очках. Заговорил, стараясь придать голосу доверительный тон:
– А кроме вас разве никого не осталось в интернате? Из учеников, я имею в виду.
Получилось, конечно, фальшиво. Хреновый из него педагог, однако.
– Не, сейчас же каникулы, – вежливо ответил парнишка. – Все по домам разъехались. Это нам не повезло – кого не смогли забрать, кому просто ехать далеко или вообще некуда.
– Это как посмотреть – «не повезло». Я-то как раз считаю – еще как подфартило. Не исключено, что ваших друзей уже подсадили на нейрофонную «иглу». А у вас еще есть шанс остаться нормальными людьми.
В глазах очкастого появился интерес. Видать, удалось-таки зацепиться за тему, интересную этим ребятам.
– Значит, нам не показалось? – сказал он. – Что-то происходит с людьми?
– И все стали куклами? – подхватил Ромзес.
– Вроде как зомби в том фильме, – добавил Валентин. – Значит, начался апокалипсис и все теперь будут «мочить» друг друга?
– Да нет, с чего ты взял? – удивился Прохор. – Хотя не знаю. Надеюсь, до этого все же не дойдет. Не у всех же есть нейрофоны. Да и не из каждого «мусорщики» делают куклу.
– Но каждый может стать куклой в любой момент – когда это им понадобится, – возразил Ромзес.
– Вот потому мы и выводим вас из-под угрозы, – сказал Прохор.
– А зачем вам это? – неожиданно спросила Шанель.
– Зачем? – Прохор с удивлением поглядел на девушку. – А ты не пришла бы на помощь людям, оказавшимся в окружении монстров?
– Не знаю, – Шанель дернула плечиком и отвернула взгляд в сторону проносившейся мимо улицы. – А если они сами сделали свой выбор? Никто не заставлял их покупать нейрофоны.
– Они же просто не знали, к чему это приведет, – возразил Гера.
– А к чему это приведет? – Шанель презрительно хмыкнула. – Не все же станут куклами – сами сказали. А остальные даже ничего не заметят. Просто жить станут лучше. А что? С нейрофоном не так скучно. Если вокруг все серое, некрасивое, просто включи программу – и будет казаться, что все хорошо, даже лучше, чем на самом деле. Мне рассказывал один знакомый…
– Арменчик? – хихикнул Валентин.
– Не твое дело! – огрызнулась Шанель.
– М-да… – протянул Прохор. – Возможно, кому-то повезет и он ничего не заметит. А кого-то случайно убьют на улице, думая, что играют в забавную игру. Другого возьмут в оборот «мусорщики» – и отправят разгребать радиоактивные отходы в своих Зонах. Да я понятия не имею, что у них в их уродских головах. Вы же видели «мусорщика»? Вот и я видел. Так что мы сделали то, что должны были. Возможно, когда-то вы и спасете кого-то. Глядишь, окажется, что вы вообще – последняя надежда человечества…
Его прервали рыдания. Все обернулись: плакала Настя.
– Наська, ты чё? – осторожно спросил Ромзес, присаживаясь рядом и неловко обнимая девочку.
– Не хочу… – с трудом пробилось сквозь всхлипы.
– Чего не хочешь?
