Рубка дров
Рубка дров – дело сугубо индивидуальное, это я знаю по собственному опыту. Я неоднократно задумывался, к какому типу дровосеков отношусь сам: к стоическому, к которому принадлежал писатель Хьелль Аскильдсен, способный рубить дрова по несколько часов, глубоко погрузившись в свои мысли, или к более абстрактному типу сангвиников, наслаждающихся жизнью под стук топора. А возможно, я похож на своего отца, который принадлежал к типу коллекционеров-невротиков? Ветеран войны, переживший разруху и нужду, мой отец после смерти оставил в своем гараже «Мазду», доверху нагруженную дровами, которые я в полном объеме и унаследовал. Я отвез их домой, сложил в саду, в подвале, в кладовой и пользуюсь ими до сих пор, тринадцать лет спустя, и это при том, что печь мы топим постоянно.
Еще существуют так называемые эстетствующие дровосеки, или дровосеки-лирики. Они работают по образцу и следят, чтобы их дрова получались одинаковой длины, например по 30 сантиметров. Такой дровосек никогда не опустится до 50 или 60 сантиметров, а все не подошедшие под образец поленья (удлиненные или конусообразные) забракует и выбросит. Люди этого типа складывают свои идеальные дрова в идеальном порядке, располагая поленницу на самом видном месте около своего дома, так что это сооружение напоминает скульптурную композицию Нильса Оса, которая вполне могла бы украсить страницу любого глянцевого журнала.
Ну и, конечно, здесь стоит упомянуть тип бестолковых дровосеков, к которому, как ни странно, относятся самые обычные молодые люди, любители походов и рыбалки. Они редко способны на что-то большее, чем просто разжечь костер в разрешенном месте, и, как правило, пользуются игрушечными топориками и складными пилами, купленными в магазине Gresvig за кругленькую сумму. А еще они думают, что прекрасно разбираются в дровах, поэтому никогда ничему не учатся.
К этой же группе можно отнести и любителей аутентичности: они разжигали костры и варили на них кофе еще в те времена, когда Айнер Герхардсен предостерегал нас об угрозе коммунизма, и с легкостью могут рассуждать о еловых ветках, коре и сухой березе, которую они презирают, поскольку сами предпочитают сосну, хотя с ней нужно быть осторожным, особенно на востоке Норвегии, где сосне приходится нелегко из-за большой популяции лосей. Эти люди морщат нос, когда им говорят, что бук – лучшая древесина (и это правда), а за ним следуют дуб и ясень, после которых идут береза и ее конкурент – рябина. Только затем идут сосна и ель (и то если мы не будем принимать во внимание вишню, яблоню и некоторые другие виды плодовых деревьев), а потом ольха, дающая тепла не больше, чем бальса или картон, независимо от того, насколько сухие из нее дрова. Так вот, сосна, я думаю, на восемнадцатом месте, и ее мы спокойно можем оставить бобрам, которые, к счастью, опять появились в норвежской фауне. Я так по ним скучал!
И еще я хочу сказать пару слов о любителях индустриального подхода. Этот тип людей представлен истинными норвежцами средних лет, полностью лишенными чувства юмора и использующими топор и другие острые предметы только в исключительных случаях. Как правило, эти люди делают выбор в пользу одного из двух видов гидравлических пил: электрической или той, что устанавливается на трактор, – и носят оранжевые жилеты, шлемы, защитные наушники, перчатки и профессиональные ботинки Muckboots с железными носами, а сами просто стоят во дворе под осенним солнышком перед дровоколом, установленным на двух древних поддонах типа «Европа», и следят за тем, как дрова падают в прицеп, который они потом отгоняют к старому сараю, где и выгружают дрова на свободное место справа, туда, где предыдущие поколения хранили сено. Эти люди выполняют работу, не получая от нее никакого удовольствия, а покончив с ней, просто снимают свое обмундирование и закуривают самокрутку.
Вообще-то я соединяю в себе все вышеперечисленные типы (за исключением бестолковых и эстетов), хотя мне все равно кажется, что этим архетипам чего-то недостает. По правде говоря, в последнее время я начал порядком уставать от рубки дров: из-за частого пребывания в загородном доме мне пришлось немало их нарубить. Так вот, сейчас во мне уживаются хмурый коллекционер и идиот (тот самый, в каске и наушниках), приступающий к делу с отвращением, раздражением и нетерпимостью. Мне просто стало скучно. И еще я обнаружил, что в своей классификации я забыл о холериках, отчаянных (desperado) и психопатах, то есть о представителях менее удачливых человеческих типов, о которых совершенно невозможно не упомянуть, когда речь идет о серьезной рубке, ведь в конце концов все сводится именно к тому, чтобы разгромить что-то подчистую, приложив всю имеющуюся физическую силу! Я, например, с 50– или 60-сантиметровыми чурбаками работаю очень острым топором – самым адекватным холодным оружием на протяжении тысячи лет. Согласитесь, жизнь не так часто преподносит нам подобные дары, когда в один день мы можем совершить акт грубейшего вандализма, а в другой – с полным правом наслаждаться плодами своей работы, не причинив при этом никому вреда. Самое настоящее хобби психопата, не правда ли? Вот об этом я и предпочитаю думать, стоя у колоды в такие дни, когда я рассказываю вам о себе самом и о своем происхождении.
Рой Якобсен
Каллиграфический плакат на холсте, скорее всего, изготовлен Норвежским лесным сообществом к юбилейному концерту в Кристиании в 1914 году. Автор неизвестен
Старик и дрова
Я до сих пор отлично помню тот день, когда осознал, что топка дровами – это нечто большее, чем просто обогрев. Причем произошло это не холодным зимним днем, а в конце апреля, когда на моем «Вольво» давно стояла летняя резина, а с лыж после похода в лес на Пасху уже была удалена зимняя смазка.
Мы переехали в Эльверум прямо перед Рождеством. Обогреватель для мотора и пара тепловентиляторов прекрасно помогли нам пережить вторую половину в меру суровой зимы в Ойстердале. По соседству жили два пенсионера. Честнейшие люди, принадлежащие к трудолюбивому и жизнерадостному послевоенному поколению. Из-за болезни легких Оттар, хозяин дома, не показывался на улице всю зиму.
В этот весенний день, когда мягкий ветерок обдувал траву, а талая вода стояла коричневыми лужицами в канавах, мои мысли были уже далеко от того сурового времени года, которое мы недавно пережили.
