17 апреля Польша и Румыния подтвердили, что их союзный договор направлен только против СССР.
[435] 28 апреля Германия расторгла англо-германское морское соглашение 1935 г. и договор о ненападении с Польшей 1934 г., правда, было заявлено, что Берлин готов к переговорам о новом соглашении. 30 апреля германская сторона неофициально информировала Францию, что либо Лондон и Париж убедят Польшу пойти на компромисс, либо Германия будут вынуждена наладить отношения с Москвой.
[436] Оказавшись перед фактом краха всей своей внешнеполитической концепции и учитывая давление общественного мнения, Бек 5 мая, выступая в Сейме, заявил о готовности к равноправным переговорам с Германией. Фактически этот ответ на выступление Гитлера означал новый отказ Варшавы от германских предложений, поскольку они содержали «недостаточные компенсации».
[437] Понятно, что это выступление было негативно воспринято в Берлине, где был сделан вывод о том, что Польшу не удается разложить изнутри, как Чехословакию. Вместе с тем до сведения Германии было доведено, что выступление Бека — «это только дипломатическая игра», т. к. Польша не может согласиться на передачу Данцига Германии, иначе правительство потеряет власть над страной. Более того, англо-французские гарантии вовсе не меняют польскую политику в отношении Германии. «Если бы Польша… вступила в соглашение с Советским Союзом, то тогда и только тогда имелись бы основания для утверждения об изменении внешней политики. Но Польша отказывалась участвовать в такой комбинации в прошлом и продолжает делать это теперь». Просто в данный момент Бек, стараясь удержаться у власти, не мог открыто продолжать политику сотрудничества с Германией.
[438]
Естественно, Москва тщательно отслеживала развитие событий на международной арене и, в частности, позицию Варшавы. Так же как и Англия, СССР старался избегать всего, что могло бы толкнуть Польшу на уступки Германии. Вместе с тем советское руководство негативно оценивало нежелание Польши взаимодействовать с СССР В коллективных действиях против агрессии.
[439] Понятно, что СССР, стремившийся вернуться в Европу в качестве великой державы, гораздо большее внимание уделял начавшимся в середине апреля 1939 г. переговорам с Англией и Францией о договоре о взаимопомощи и контактам с Германией, играя на противоречиях которых можно было, по мнению советского руководства, обеспечить свои интересы. Во всей этой дипломатической игре не последняя роль отводилась позиции Польши. Эти англо-франко-советские, англо-германские и советско-германские контакты весны — лета 1939 г. неоднократно и с разной степенью подробностей описывались в исследованиях,
[440] что позволяет здесь ограничиться упоминанием лишь основных событий в связи с проблемами германо-польских и советско-польских отношений.
Уже в апреле 1939 г. советская сторона вновь получила подтверждение того, что Польша не готова сотрудничать со своим восточным соседом на антигерманской основе.
[441] Вместе с тем в ходе беседы 4 апреля с Литвиновым польский посол в Москве Гжибовский высказал мысль, что «когда нужно будет, Польша обратится за помощью к СССР». В ответ Литвинов вполне здраво заметил, что «она может обратиться, когда уже будет поздно», и для СССР «вряд ли приемлемо положение общего автоматического резерва».
[442] Тем самым польскому послу давали понять, что советская помощь не может быть предоставлена автоматически, этот вопрос следует заранее согласовать. Информируя советскую сторону о политике Польши, Гжибовский 22 апреля сообщил, что польская сторона отклонила германские предложения и «ни в коем случае не допустит влияния Германии» на свою внешнюю политику. Было также заявлено, что, Польша, как и СССР, заинтересована в независимости Прибалтийских стран.
[443] После денонсации Германией германо-польского соглашения 1934 г. Литвинов 29 апреля постарался предостеречь польскую сторону от уступок Берлину. Кроме того, советская сторона указала на антисоветскую направленность польско-румынского союзного договора.
[444]
Смена Литвинова на посту наркома иностранных дел В.М. Молотовым была положительно воспринята не только в Берлине, но и в Варшаве. Уже 8 мая Молотов вызвал Гжибовского и, ознакомив с советскими предложениями Англии и Франции, задал ему вопрос, «что в них плохого для Польши и правда ли, что Польша является одним из главных противников этих предложений». В ходе беседы выяснилось, что польская сторона выступает против того, «чтобы англо-польское соглашение истолковывалось как направленное исключительно против Германии». Предложение же «о придании польско-румынскому договору 1926 г. общего характера, направленного против всякой агрессии, или же об аннулировании этого договора» вызвало упреки Гжибовского относительно «навязывания чужой воли».
[445] Кроме того, следует учесть, что еще 18 апреля польская сторона довела до сведения Германии, что она «может быть уверена, что Польша никогда не позволит вступить на свою территорию ни одному солдату Советской России». Тем самым Польша вновь доказывала, что «она является европейским барьером против большевизма» и окажет влияние на Англию, чтобы та не пошла на соглашение с СССР без учета интересов Варшавы.
[446] Даже после расторжение Германией германо-польской декларации Польша подтвердила Румынии, что ее принципиальное отношение к СССР не изменилось.
[447]
