Когда кто-нибудь из членов семьи находился при смерти, это не считалось только трагедией. Хотя люди плакали и горевали, но одновременно находили утешение в том, что он мусульманин и, следовательно, его душа попадет в рай. Умирающего помещали на смертном ложе головой к Мекке, от его имени произносилась формула принятия в мусульманство. Присутствовавшие восклицали: «Аллах, Аллах». Женщины плакали на своей половине, иногда приглашали профессиональных плакальщиц. Когда человек умирал, труп обмывали; уши, нос и рот затыкали ватой; тело со связанными лодыжками и руками, сложенными на груди, заворачивали в саван, изготовляемый из одного куска ткани без швов. Тот, кто занимался обмыванием тела, обычно получал в вознаграждение одежду покойного. В тот же день или на следующее утро покойника хоронили: его выносили из дома в гробу, поддерживаемом группой людей, на улице прохожие подхватывали гроб и шли с ним часть пути, усматривая в этом свой религиозный долг. На гроб помещали тюрбан покойного; если покойником была женщина, то это была ее чадра или украшение, которое она носила на голове, а также косы из шелка, которые она вплетала в свои собственные косы. Гроб доставляли к ближайшей мечети, где помещали на каменный постамент. Имам мечети или близкие родственники покойных произносили над ними молитву или цитировали стихи Корана; если усопший был известным общественным деятелем, то произносился также панегирик. Затем тело доставляли к месту захоронения, находившемуся чаще всего вблизи гробницы какого-нибудь почтенного лица, причем в похоронной процессии на этом отрезке пути шествовали только мужчины. В земле уже была вырыта могила, и тело без гроба опускали в нее правым боком и головой в направлении Мекки. Перед тем как зарыть тело, имам шептал наставления покойнику о том, как отвечать на вопросы двух грозных ангелов. На труп сбрасывали землю, и на могилу помещали большой плоский камень, иногда с небольшой выемкой для сбора дождевой воды для птиц. Позднее устанавливали два вертикальных камня, в голову и в ноги покойного, с выгравированными на них его именем, титулами и происхождением. На памятном камне умершей женщины вырезали только имя отца, но не мужа. Иногда добавлялись коранические стихи, а порой и более причудливые надписи. На камне Эюба надпись гласит: «Он хорошо знал, как завершится его жизнь, потому что вполне представлял ее красоту. Воображая свой последний час еще одним прекрасным мгновением, он говорил: «Вот моя черноокая любовь» – и следовал за этим мгновением».
Существовал также обычай вырезать на верху могильного камня изображение тюрбана, которому покойный был привержен всю свою жизнь. Могильные камни женщин обычно украшали скульптурными изображениями цветов, листьев растений или просто набалдашником. Сами гробницы никогда не обслуживали, за могилами после захоронения не ухаживали, так что после оседания земли камни клонились и падали. Вокруг всегда сажали кипарисы, как из-за их ароматного запаха, который, как полагали, забивал трупный смрад, так и из-за их вечнозеленых листьев, символизировавших бессмертие. Иногда, особенно по пятницам, к могиле приходила вдова посидеть под их тенью и помолиться за душу супруга, отошедшего в иной мир, но, как правило, могилы приходили в упадок и запустение.
Уровень смертности был довольно высоким. Даже если исключить несчастные случаи и естественные болезни, которым подвержена человеческая плоть, постоянно вспыхивали эпидемии, уносившие жизни значительной части населения. Где-нибудь в темных углах города всегда подстерегала чума, особенно в казармах военных и на свалках побережья. Обычными были вспышки малярии там, где застоявшаяся вода и низины способствовали размножению москитов. Некоторые люди, особенно немусульмане и иностранцы, стремились бежать из мест распространения чумы, а многие жители Стамбула пытались спастись на Принцевых островах, отделенных от опасного города водным пространством. Но часто это оборачивалось катастрофой, поскольку свирепые штормы нередко уносили в море многих из тех, кто полагал, что близок к спасению. На островах не было источников пресной воды, ее приходилось собирать в баки и цистерны, условия для нормальной жизни почти отсутствовали. В целом же турецкое население полагалось на судьбу. Турки не были боязливыми и даже пренебрегали опасностью, связанной с эпидемией, которая в самый разгар уносила, вероятно, по тысяче человек в день в одном Стамбуле.
Хотя здравоохранение находилось на хорошем уровне, многие люди, и простые и образованные, прибегали к услугам святых старцев и женщин-знахарок так же часто, как и к помощи врачей. О больных в семьях, особенно о детях, обычно заботились женщины, которые больше соблюдали религиозные обычаи, чем мужчины, и прибегали ко многим средствам, не имеющим сколько-нибудь научного обоснования. Если натирание живота перламутровым маслом не избавляло ребенка от конвульсий, то часто прибегали к заклинаниям; ночные молитвы перед завершением Рамадана считались особенно эффективным средством от бессонницы, если они произносились за родственника или подругу. Бесплодие, считавшееся для женщин величайшим унижением и несчастьем, лечилось целым комплексом средств, как магических, так и медицинских. Поскольку девять десятых всех болезней приписывались влиянию сглаза, для умиротворения джиннов и злых духов старались либо подуть на опухоль, либо сжечь несколько волосков или сор из семи лавок, либо сделать заливку свинца, вместо того или перед тем как прибегнуть к более рациональным медицинским мерам. Большую же часть медицинских средств старцы и знахарки применяли в гомеопатических дозах, оказывавших в конечном счете благотворное влияние. Свойства ревеня как слабительного, аниса как средства стимуляции пищеварения, горького отвара кассии для восстановления аппетита, воскурения некоторых растений для избавления от стеснения в груди были хорошо известны. Из растений, зарекомендовавших себя как целебные, изготовляли многие микстуры и мази.
Многие болезни психического свойства успешно лечили определенные группы магов, обладавшие исключительным правом применять свои особые методы. Эти люди, прибегавшие к заклинаниям и магии, хотя и вызывали в обществе сильные опасения, но пользовались большим уважением и выполняли важные функции. Практика заливки свинца была особенно успешной в случаях, когда пациент считался заколдованным, то есть был психически болен. Профессионалы в заливке свинца были чрезвычайно опытные старые женщины, владеющие мастерством по наследству. Большей частью своих успехов эти маги были обязаны вере пациентов и их семей в то, что только они, маги, обладают способностью избавлять от болезней. Инструментами им служили плавильный ковш, чаша для воды, полотенце и кусок свинца, который носили в закрытой корзине. После впечатляющего вступительного ритуала свинец расплавляли в ложке и выливали в чашу с холодной водой, которую держали над головой больного, обернутой полотенцем. Ту же процедуру проделывали над пупком и ногами пациента, в правом углу комнаты и на пороге. Возобновляя каждый раз плавление свинца и его выливание в чашу, старуха причитала: «Не моя рука – рука нашей матери Айше Фатимы». Затем пациенту давали выпить немного воды и выплескивали ее на голову, тело и ноги больного. Пациента заставляли трижды перепрыгнуть через порог вперед и назад. В воде вымачивали кусок хлеба с целью вынести его из дома и накормить бродячих собак, а оставшуюся часть разбрасывали по углам комнаты для джиннов и пери. Если вылитый в воду свинец приобретал ясные очертания, это считалось хорошим признаком, если нет, – процедуру следовало повторить, несмотря на то что за каждый сеанс полагалось платить. Когда «лечение» заканчивалось неудачей, то ее приписывали особо сильной концентрации зла, но репутация магов оставалась незапятнанной. Другая группа женщин-магов, имевших меньшее число почитателей, колдовали не над свинцом, а над раскаленными углями домашней печи.
