Траурные мероприятия зафиксированы в гоф-фурьерских журналах, журналах регистрации траура, объявляемого при дворе, брошюрах, выпускавшихся с Высочайшего соизволения, посвященных траурным мероприятиям, манифестах, указах и других специальных документах.
[317] Особый интерес в данном контексте представляет «Записка о печальном государственном обряде в России»,
[318] посвященная правилам и церемониалам погребения русских императоров и великих князей, составленная из дел бывших Печальных комиссий в 1847 г.
В отдельном деле в РГИА собраны брошюры, посвященные церемониалу похорон императоров Александра I, Николая I, Александра II, цесаревича и великого князя Константина Павловича, императриц Александры Федоровны, Марии Александровны, герцогов Лейхтенберских, Мекленбург-Шверинских, Ольденбургских и других представителей династии.
[319] Все, связанное с кончиной и погребением государя, согласовывалось с церемониальными правилами, введенными Петром I и усовершенствованными его преемниками.
Действия при кончине монарха
После смерти монарха следовало «Объявление кончины государя», она возвещалась тому городу, в котором он перешел в вечность, тремя ударами в большой колокол соборного храма, в какое бы время дня или ночи ни произошло печальное событие. Язык у колокола был обвит черным сукном.
Практически сразу Высочайшим манифестом народу следовало объявить о вступлении на престол нового монарха, так как в данном случае вопросы престолонаследования были наиболее важными. Отсчет нового правления идет с момента произнесения правителю присяги подданных. В Уставе коронования французских королей, утвержденном в 1181 г. королем Людовиком VII для его сына Филиппа II, говорилось о том, что кончина усопшего монарха объявлялась народу двумя герольдами – одним траурным, другим в парадной одежде с трубачами и конвоем. Один герольд должен возгласить: «Король скончался», другой: «Да здравствует король!» Этим показывалось, что «царский сан никогда не умирает» и подчеркивалось, что «корона – наследственная».
[320] В Российской империи мотивы скорби и оптимизма были преобразованы в наличие двух рыцарей – печального и радостного в траурном шествии. Идею непрерывности наследственной власти проводили в сходной ситуации практически все монархи. Пример особо соблюдаемого французского церемониала поддерживался и в Российской империи, поэтому вопросы организации похорон, имевшие, естественно, важнейшее значение, все же были вторичны и решались только после приведения к присяге новому государю. Жизнь в стране должна была продолжаться, народу нужен был руководитель, момент смерти монарха был переходным в смысле смены правителя, а новое правление определялось в первые часы после его кончины. Поэтому сначала решался вопрос о власти.
Обычно правитель сам назначал себе преемника задолго до приближения конца. В случае с императором Петром I, когда после смерти 25 апреля 1719 г. наследника царевича Петра Петровича Шишечки вопрос о престолонаследии так и не был решен при жизни монарха, должен рассматриваться особо. В результате вакантности престола на момент смерти Петра Великого возник прецедент для определения преемника определенной группой лиц, обладавших реальной силой, вылившийся в целую эпоху дворцовых переворотов. Поэтому манифест о кончине правителя чаще всего совмещал информацию о вступлении на престол нового монарха и мог включать в себя форму присяги новому императору. К вопросам ухода из жизни относились если не спокойно, то, во всяком случае, без бессмысленного игнорирования неизбежности грядущей кончины. Манифесты, соединяющие в себе информацию о смерти правителя, объявление нового монарха и формы присяги ему, представлены в Полном собрании законов Российской империи.
В 1725 г. вся информация еще не была соединена в едином документе, и 28 января был обнародован «Манифест от Синода обще с Сенатом и генералитетом» о кончине императора Петра I после двенадцатидневной болезни и о вступлении на престол императрицы Екатерины I,
[321] мотивировкой к чему явилась произошедшая в 1724 г. коронация Екатерины. В тот же день появился указ от Синода, определяющий форму титулования членов правящей фамилии во время церковных служб «О кончине и поминовении государя императора Петра I и о форме, как читать на эктениях о здравии императорской фамилии»,
[322] в котором практически дословно повторялась половина предыдущего манифеста о смерти Петра Великого и о восшествии на престол его супруги. 2 февраля Сенат объявил о форме присяги
[323] и о титулах, где объявлялась форма провозглашения новой монархини «ее императорского величества государыни императрицы самодержицы всероссийской и пр. и пр. Екатерины Алексеевны».
[324]
6 мая 1727 г. скончалась первая русская императрица. Манифест от 7 мая 1727 г. о кончине Екатерины Алексеевны и о восшествии на престол императора Петра II включал в себя форму присяги и духовного завещании блаженной памяти императрицы Екатерины I – знаменитый «Тестамент», представленный для подтверждения легитимности прав нового правителя и поддержки заинтересованных в подобном решении вопроса лиц.
[325] В первом пункте духовного завещания Екатерины I великий князь Петр Алексеевич определен «сукцессором», т. е. наследником. Для поддержания прав молодого монарха авторы документа сослались на его великого предка Петра I, указав на Устав о наследии престола с приложением формы клятвенного обещания, т. е. присяги от 5 февраля 1722 г.
[326] Форма титулования императора и самодержца всероссийского Петра II в различных документах была объявлена на следующий день после вступления на престол.
[327]
В связи с очередным кризисом престолонаследия после ранней смерти Петра II сначала последовали указы из Верховного Тайного совета об обеспечении приезда «ее величества» в Москву,
[328] и только 4 февраля 1730 г. объявлен от имени Верховного Тайного совета манифест «О кончине императора Петра Второго и о восприятии Российского престола государынею царевною Анной Иоанновной».
[329] Особенность ситуации выразилась в принятии указов о церковном возглашении и официальном титуловании,
[330] повторном манифесте от 9 февраля 1730 г. «О вступлении на российский престол ея императорского величества государыни императрицы Анны Иоанновны» и повторной присяге.
[331]
