Чем же все-таки является это колесико? Понятия не имеем! Но если каждый неопознанный предмет считать принадлежностью арбалета, оружиеведение, безусловно, зайдет слишком далеко…
В Ипатьевской летописи под 1291 г. имеются упоминания о «великих и малых коловратных самострелах», но тут, несмотря на размерную дифференциацию, явно подразумевались осадные метательные машины (летописец упоминает их в единой фразе со стенобитными «пороками»): слово «коловрат» в данном случае скорее всего означает вороты канатно-блочного типа.
Кроме того, судя по находкам наконечников болтов, на Руси до XIV столетия наряду с втульчатыми наконечниками применялись и черешковые, явно предназначенные для стрел маломощных самострелов, которые вполне можно натянуть, даже не прибегая к помощи поясного крюка. А находят их в основном «по периферии»: на территориях западной, юго-западной и северо-западной Руси. Северо-западный путь проникновения арбалета сейчас считается наиболее вероятным.
Самострелы на Руси весьма активно использовались вплоть до второй половины XV столетия, и вот тут уже действительно в качестве оборонительного крепостного вооружения. Об этом можно судить по тому, что в Никоновской летописи под 1451 г. они упомянуты в числе «пристроя градного» после пушек и пищалей, но перед щитами, луками и стрелами.
В последний раз боевое применение самострелов было отмечено в 1486 г., после этого они, как принято считать, уступили место пищалям. Но это по летописям. Если же судить по разрядным спискам, переписным книгам и прочей отчетной документации, они бытовали еще долго – правда, из-за «татарского» колорита войн отступая от приграничных городов в тылы. Так, в перечне вооружения стрельцов Сумского острога от 1674 г указано: «119 пищалей, 125 копий, 6 рогатин, 10 лубья саадачного, 6 луков, 8 самострелов, а к ним по 25 стрел».
Во время Московского царства упоминаются самострелы «московского» и «псковского дела». Некоторые из самострелов охарактеризованы как «большие»: именно для них существует название «лук болтовый» (то есть термин «болт» на Руси употребляется лишь для стрелы, которая вылетает из почти станкового оружия?), другие – как «железные» (стальная дуга только у них?). Лишь насчет последних говорится, что они «с храпами». Предположительно и натяжной храповик, и арбалет в этом случае – завозные. Георг Перкамота, посол Ивана III к Миланскому герцогу, упоминая о московитском оружии, сообщил, что «…после того, как немцы совсем недавно завезли к ним самострел и мушкет, сыновья дворян освоили их так, что арбалеты, самострелы и мушкеты введены там и широко применяются». Оставим на совести переводчиков «мушкеты» (в 1486 г.! Это, конечно, имеются в виду некие огнестрельные «ручницы», отличные от пушек) и не совсем понятное разделение на «арбалеты» и «самострелы», а на совести посла – «недавно завезли»; но, возможно, в XV в. произошло нечто вроде нового открытия.
Все тот же «Лицевой свод»: момент гибели одного из приближенных Тохтамыша. В оригинале арбалетная дуга того же желтоватого цвета, что и ложе – то есть, видимо, деревянная
Однако уже к началу Петровской эпохи в обширнейшей оружейной князя В. В. Голицына значится только «один самострел водный, ценою 10 алтын» (что это значит?!). Несколько самострелов хранилось в Кремлевской оружейной палате; на одном из них (со стальной полосой, ложем, украшенным «черым рыбьим усом» и шелковой тетивой) пятнадцатилетний Петр I опробовал силы – и, как сообщают, сумел его натянуть (непонятно только, вручную или при помощи механизма)…
И еще один крайне необычный арбалет (?) Н. Витсен в 1664 г. обнаружил хотя и не в России, но рядом: в замке Нивен-Хойзен (всего 18 км от Печоры), ранее принадлежавшем Тевтонскому ордену: «Здесь хранится лук, из которого много лет назад был поражен один великий князь… Лук, о котором говорится выше, высотой 5 футов, очень тяжелый и сделан из толстого слоя рыбьих костей, наложенных друг на друга. Железяки, с помощью которой лук натягивали, нет. Когда восемь лет назад русские заняли замок и один из них спросил, почему этот лук должен висеть рядом с другими, никто не посмел ему сказать, что из этого лука 300 лет назад было поражено сердце их царя и что здесь празднуют этот день. Тогда русский забрал это железо и подковал им своих лошадей, а остаток бросил».
Надо думать, «железяка, с помощью которой лук натягивали» – это кранкелин. Сам «лук», выложенный моржовым бивнем, следовательно, является арбалетом: как минимум «доспешного» класса. Все остальные реалии тоже примерно просчитываются: в 1368 г. псковичи осаждали, но не взяли этот замок (правда, убит был не князь, а воевода Селило Скертовский), а в 1656–1661 гг. Россия вновь, до Кардисского мира, занимала эти территории…
Стрела поет
Срезень – тяжелая стрела, у которой вместо заостренного наконечника красуется вогнутое лезвие, формой напоминающее полумесяц. В полете такая стрела гудит наподобие шмеля, и звук этот, для земледельца знаменующий мирное начало лета, воину напоминает о смерти. Срезень с легкостью перерубает руку или ногу, но серповидное лезвие специально изогнуто по форме шеи. Именно в шею и ударила проклятая стрела Шамашкара. Сбоку ударила, так что не помогла даже завитая и умащенная маслом накладная борода.
С. Логинов «Свет в окошке», Москва, «Эксмо», 2003, с. 150–151.
«Вот он, наконечник-срезень, выемчатая лопатка в четыре пальца шириной, которым бьют неокольчуженного врага или крупного зверя на охоте. Он перекусывает при встрече кость, рубит, а не протыкает внутренности, а попади в плечо или руку – снесет напрочь, оправдывая свое название».
Г. Панченко «Число зверя», Харьков, «Рубикон», 1998, с. 180.
Эк нас обоих на срезни потянуло. У меня – правильней! Во-первых, срубить голову для лучного срезня – перебор по силе удара, а во-вторых – и по направлению: плоская лопатка такой стрелы ориентирована «поперек» земли (иные типы стрел в полете вращаются, как нарезные пули, но срезню – не положено). Вот арбалетный срезень на это способен, а болт с наконечником типа «ласточкин хвост» – тем более; и у них-то лезвие идет параллельно земле, т. е. поперек шеи. НО ЭТО НЕ БОЕВЫЕ СТРЕЛЫ! Во всяком случае, те, что экспонируются в одной из витрин Эрмитажа – откуда они, ей же богу, и перелетели прямиком на страницы «Света в окошке» (замечательный роман!). Охотничьи это стрелы, для стрельбы на близкой дистанции по могучему зверю. Кабана или оленя они валят не хуже жакана: рассекая ребра или лопатку, широко надрубая легкие…
Чтобы не хвастаться, сразу скажу: я и сам в этой своей повести малость преувеличил эффективность лучной стрельбы (обычно срезню не до перерубаний – ему бы чиркнуть вдоль тела, нанести длинную обессиливающую рану).
Итак, речь – о стрелковых боеприпасах доогнестрельной поры. Стрела – она, как правило, и в Африке стрела, потому любое «отклонение от нормы» сразу привлекает читательское (и писательское) внимание. Легче всего заработать дополнительные очки на нестандартных наконечниках. Ну, срезень. Ну, томар – дробяще-ломающий, притупленный и массивный, как зубило. Зазубрины невозвратных шипов… нет, это уже привычно. Угловатая огранка бронебойного острия… тоже привычно, пожалуй. Хотя – малоизвестная деталь: угол схождения к острию многих из подобных наконечников подобран такой, что твердое препятствие пробивается с наибольшим для него уроном (попади не в броню, а в кость – та треснет страшными брызгами оскольчатого перелома). Сопромат и высшую математику древние кузнецы не изучали – но и не на одной интуиции держались: экспериментального материала, конечно, хватало.
