История как будто бы никого ничему не научила. В конце мая 1916 года фактически создается то же положение, что и во время третьего штурма Плевны в 1877 году! То есть, когда треть армии изнемогала на штурме, а две трети ожидали развития событий, находясь в резерве (при этом на наиболее уязвимом направлении, с тыла турецкой крепости, наступала лишь слабая группа М. Д. Скобелева). Разумеется, что закономерным итогом такого руководства войсками стало поражение. Странно, что с того времени русские генералы не успели ничему научиться в организации взаимодействия войск и их группировок.
Однако ген. М. В. Алексеев, как будто бы не особенно огорчаясь по поводу того, чем был занят генерал Эверт с первоапрельского совещания в Ставке, где ставились задачи фронтам и приказывалось готовить участки для летнего наступления, поддержал именно главкозапа, остановив тем самым порыв Юго-Западного фронта еще чуть ли не на месяц. В тот же день, 3 июня, М. В. Алексеев телеграфирует генералу Брусилову: «Ближайшей задачей фронта является сосредоточение сил и нанесение удара теперь же на Ковель…»
[135]
Одна лишь эта телеграмма может многое простить главкоюзу. Верховный Главнокомандующий, каковым на деле являлся ген. М. В. Алексеев, недвусмысленно приказал сосредоточить силы на ковельском направлении. Этот приказ, если учесть ограниченность сил и средств, коими располагал ген. А. А. Брусилов, фактически вынуждал все остальные армии Юго-Западного фронта подчинить свои действия усилиям 8-й армии и перейти к обороне на своих направлениях.
Правда, надо заметить, что наступление на Ковель армий Юго-Западного фронта, помимо прочего, диктовалось Ставкой и вследствие отказа генерала Брусилова перенести наступление на львовское направление, хотя М. В. Алексеев и предлагал главкоюзу такой вариант еще 27 мая. Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего не смог (или не пожелал) настоять на своем и потому одобрил «свыше» брусиловское стремление к Ковелю. Тем более что теперь здесь должны были наступать и войска Западного фронта.
Нельзя не сказать о том, что, по сложившейся практике, ген. М. В. Алексеев представлял Верховному Главнокомандующему императору Николаю II готовые оперативные планы и директивы. Именно он непосредственно работал с главнокомандующими фронтами, а потому именно он и должен был «подстегивать» главнокомандующих фронтами не только к реализации уже утвержденных планов, но и к проявлению инициативы. При этом, оправдываясь перед А. А. Брусиловым о перманентных переносах сроков наступления армий Западного фронта, генерал Алексеев ссылался на повеления императора, к которому ген. А. Е. Эверт обращался непосредственно. В свою очередь, А. А. Брусилов считал, что «весь вопрос состоит в том, что Алексеев хотя отлично понимает, каково положение дел и преступность действий Эверта и Куропаткина, но, как бывший их подчиненный во время японской войны, всемерно старается прикрыть их бездействие и скрепя сердце соглашается с их представлениями… Будь другой Верховный Главнокомандующий – за подобную нерешительность Эверт был бы немедленно смещен и соответствующим образом заменен, Куропаткин же ни в каком случае в Действующей армии никакой должности не получил бы. Но при том режиме, который существовал в то время, в армии безнаказанность была полная, и оба продолжали оставаться излюбленными военачальниками Ставки»
[136].
Таким образом, сам же император Николай II, не желая сменить нерешительного командующего армиями фронта, раз уж последний не желал сам подавать в отставку, всячески потакал ему, а ген. М. В. Алексееву оставалось лишь надеяться на то, что наступление когда-нибудь состоится вообще. Точно так же, когда встанет вопрос о наступлении Западного фронта теперь уже в августе, ген. А. Е. Эверт опять будет тянуть время, клянчить отсрочки, а затем и совсем добьется отмены наступления. До сих пор окончательно неясно, чем же руководствовался Алексей Ермолаевич Эверт, принимая такую тактику поведения: ясно, что зависть и неприязнь к А. А. Брусилову в данном случае не могут стать главным определяющим мотивом. Правда, и Брусилов интриговал против Эверта – тогда это было в порядке вещей.
Пока же, вплоть до сосредоточения ударных войск Западного фронта под Барановичами, 10 июня управление 3-й армии с левофланговым 31-м армейским корпусом ген. П. И. Мищенко было передано генералу Брусилову. Подразумевалось, что сюда будут перебрасываться подкрепления, чтобы армия обрела свой костяк, а затем 8-я и 3-я армии предпримут совместный штурм Ковеля и с севера, и с юга. Из основной же массы бывшей 3-й армии была составлена новая 4-я армия, предназначенная для прорыва на Барановичи. Железнодорожная станция Барановичи, являвшаяся узлом всей железнодорожной сети данного района, находилась всего лишь в 8 – 10 верстах от русских окопов, а потому могла быть подвержена ударам русской дальнобойной артиллерии. Сюда русским перебрасывались резервы, подкрепления, тяжелая артиллерия, боеприпасы. Заодно большей части ударной группировки не пришлось заниматься переходами: войска ударных армий уже и так стояли напротив Барановичей.
Характерно, что командующим ударной армией вновь был назначен командарм-4 ген. А. Ф. Рагоза, потерпевший неудачу в Нарочской операции. Наверное, ген. А. Е. Эверт предполагал, что тот, мол, имеет какой-никакой, а опыт. Кроме прочего, генерал Рагоза, так же как и генерал Эверт, имел склонность к длинным пространным приказам по войскам, где перечислялись многочисленные недостатки, выявленные в неудачных боях. Однако же непосредственной практической работы он, разумеется, не проводил и контроля над проведением в жизнь положений своих приказов не имел. И опять, как и на озере Нарочь, генерал Рагоза не знал своих войск, так как был назначен на новую должность непосредственно перед операцией.
Переброска русских войск на автомобилях
Нельзя сказать, что высшие штабы вовсе ничего не делали. В преддверии летнего наступления командование обращало особое внимание на взаимодействие родов войск и, прежде всего, пехоты и артиллерии по прорыву укрепленной полосы обороны противника и его дальнейшего развития. Нельзя забывать, что легкие полевые орудия могли только разорвать ряды колючей проволоки перед оборонительными рубежами врага да поставить дымовую завесу для своей атакующей пехоты. Уничтожить сами укрепления 3-дм пушки не могли, для этого требовались гаубицы. Переброска гаубичной и тяжелой артиллерии в район предстоящего наступления началась несвоевременно, что не позволило установить все батареи на предназначенные для них позиции. Так, приказ по 4-й армии от 27 мая 1916 года в отношении этого вопроса совершенно справедливо гласил, что «правильное согласование действий пехоты с артиллерией должно быть основано на следующем:
1. Легкая артиллерия предназначается для пробития проходов в проволочных заграждениях, для стрельбы по живым целям и по артиллерии противника;
