Все-таки донесения русских командиров в полосе военных действий армий Юго-Западного фронта и воспоминания русских участников событий дают во многом иную картину. Таким образом, вопрос о соотношении потерь противоборствующих сторон остается открытым, так как наверняка данные обеих сторон грешат неточностью. Очевидно, истина и впрямь, как всегда, находится где-то посередине. Так, западный историк Д. Террейн приводит несколько иные цифры по всей войне, представленные самими немцами: 1 808 545 убитых, 4 242 143 раненых и 617 922 пленных. Как видим, разница с вышеназванными цифрами относительно небольшая, но тут же Террейн оговаривается, что, по подсчетам союзников, немцы потеряли пленными 924 000 чел. (отличие на треть!), так что «очень возможно, что в такой же степени занижены и две другие категории»
[256].
Также и А. А. Керсновский в своей работе «История русской армии» постоянно указывает на тот факт, что австро-германцы занижали действительное число своих потерь в сражениях и операциях, порой в три-четыре раза, одновременно чрезмерно завышая потери своих противников, особенно русских. Понятно, что такие данные немцев и австрийцев, подаваемые в ходе войны в качестве отчета, полностью перешли в официальные труды. Достаточно вспомнить цифры Э. Людендорфа о шестнадцати русских дивизиях 1-й русской армии на первом этапе Восточно-Прусской наступательной операции августа 1914 года, кочующие по всем западным и даже российским исследованиям. Между тем в 1-й армии в начале операции числилось всего шесть с половиной пехотных дивизий, а шестнадцати не было вообще и к окончанию.
Например, поражение русской 10-й армии в Августовской операции января 1915 года и пленение немцами 20-го армейского корпуса выглядят так, что германцами якобы было взято в плен 110 000 человек. Между тем, по отечественным данным, все потери 10-й армии (к началу операции – 125 000 штыков и сабель) составили не более 60 000 человек, в том числе большая часть, несомненно, – пленными. Но ведь не всю же армию! Недаром, немцы не только не сумели развить свой успех, остановившись напротив русских оборонительных рубежей на реках Бобр и Неман, но и были отбиты после подхода русских резервов. На наш взгляд, Б. М. Шапошников однажды справедливо отметил, что «германские историки твердо усвоили правило Мольтке: в исторических трудах «писать правду, но не всю правду»
[257]. Применительно к Великой Отечественной войне о том же – заведомо ложном преувеличении сил противника немцами во имя превознесения собственных усилий, – говорит и С. Б. Переслегин. Традиция, однако: «В целом это утверждение является следствием умения немцев путем несложных арифметических манипуляций создать после сражения его альтернативную Реальность, в которой противник всегда бы имел превосходство (в случае немецкого поражения – многократное)»
[258].
Юнкера Николаевского кавалерийского училища в Действующей армии
Здесь надо привести еще одно любопытное свидетельство, которое, быть может, хотя бы в небольшой степени может пролить свет на принцип подсчета потерь в русских армиях в период проведения Брусиловского прорыва. С. Г. Нелипович, называя потери Юго-Западного фронта в 1 650 000 человек, указывает, что это есть данные подсчета потерь, согласно ведомостям Ставки, то есть, очевидно, согласно сведениям, прежде всего, представляемым штабом Юго-Западного фронта в высшие инстанции. Так вот по поводу подобных ведомостей интересное свидетельство можно получить от дежурного генерала при штабе 8-й армии графа Д. Ф. Гейдена. Именно этот институт штаба должен был составлять ведомости потерь. Граф Гейден сообщает, что в бытность ген. А. А. Брусилова командармом-8, генерал Брусилов умышленно завышал потери вверенных ему войск: «Сам Брусилов часто меня преследовал за то, что я слишком придерживаюсь истины и показываю высшему начальству, то есть штабу фронта, то, что в действительности есть, а не преувеличиваю цифр потерь и нужных пополнений, вследствие чего нам присылалось меньше того, что нам нужно»
[259].
Иными словами, генерал Брусилов, стремясь добиться присылки большого количества пополнений, уже в 1914 году, будучи тогда еще командармом-8, приказывал преувеличивать цифры потерь, дабы получить в свое распоряжение больше резервов. Вспомним, что резервы Юго-Западного фронта к 22 мая 1916 года, сосредоточенные позади 8-й армии, составляли всего лишь две пехотные и одну кавалерийскую дивизию. Резервов не хватало даже для того, чтобы развить успех: это обстоятельство, например, вынудило командарма-9 ген. П. А. Лечицкого посадить в окопы 3-й кавалерийский корпус ген. графа Ф. А. Келлера, так как больше некем было прикрыть оголившийся вследствие вывода пехотных корпусов на намеченные для прорыва участки фронт.
Вполне возможно, что и в 1916 году, на посту главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, ген. А. А. Брусилов продолжил практику умышленного завышения потерь своих войск, чтобы получить от Ставки значительные пополнения. Если упомянуть, что резервы Ставки, сосредоточенные на Западном фронте, так и не были использованы по назначению, то такие действия генерала Брусилова, чьи армии имели громадные по сравнению с соседями успехи, представляются вполне логичными и как минимум заслуживающими сочувственного внимания.
Таким образом, официальные данные не есть панацея точности, и потому, наверное, надо искать золотую середину, опираясь в том числе и на архивные документы (которые, кстати, также имеют склонность к неправде, особенно в отношении всегда заведомо преувеличиваемых потерь противника), и на свидетельства современников. В любом случае, как представляется, в таких столь спорных вопросах можно говорить только о наиболее точном приближении к истине, но никак не о ней самой.
К сожалению, представляемые учеными те или иные цифры, показанные в архивах и, бесспорно, нуждающиеся в уточнениях, в дальнейшем распространяются в литературе уже как единственно истинные и имеющие далеко идущие последствия. При этом каждый такой «последующий распространитель» берет на вооружение те цифры (а они могут весьма отличаться друг от друга, как в примере с тем же Брусиловским прорывом – на полмиллиона потерь), которые выгодны для его собственной концепции. Так, бесспорно, что большие потери кампании 1916 года надломили волю личного состава Действующей армии к продолжению борьбы, а также повлияли на настроения тыла. Однако вплоть до падения монархии войска готовились к новому наступлению, тыл продолжал свою работу, и говорить о том, что держава рушилась, было бы преждевременно. Без определенных политических событий, устроенных либеральной оппозицией, морально надломленная страна, очевидно, продолжила бы борьбу до победы.
