– Я тоже не знала. А потом, как та кошка, которая сперва боялась пылесоса, а потом втянулась, знаешь такой анекдот?
Алексей не знал, но все равно рассмеялся, вспомнив реакцию Ларисиных кошек на пылесос. Палевая обычно ретировалась повыше на шкаф или хотя бы Алексею на плечо и презрительно смотрела на этот агрегат. Полосатая же охотилась на пылесос, била его лапой, ловила за шнур, а потом гордо запрыгивала сверху и так каталась на побежденном монстре.
– Ну вот, чуточку развеселился, – улыбнулась она. – А мы почти пришли. Видишь, вон те сугробищи…
– Туда мы не пойдем, – резко произнес Алексей, насторожившись.
– А?
– Не слышишь?
Впереди переговаривались веселыми пьяными голосами, чем-то звенели, пахло куревом.
– Разворачивайся, – велел Алексей, но было уже поздно.
– Э, приятель, закурить не найдется? – спросил кто-то, обдав ядреным запахом перегара.
– Извините, не курю, – спокойно ответил он, чувствуя, как поднимается на загривке несуществующая щетина.
– Ой, красивая… – добавил другой, намеренно слепя фонариком. – Пойдем, посидим с нами, у нас там костерок ща будет! Выпьем, того сего, а хахаль твой пускай чапает поздорову…
– Спасибо за приглашение, да мы вышли на минутку, у меня ужин стынет, – дружелюбно сказала Лариса.
– Ну ничо, разогреешь! Пойдем, с нами весело!
Он схватил девушку за руку, а Алексей ведь по себе помнил – с места ее сдвинуть почти невозможно.
– Упрямая попалась, – фыркнул первый и обернулся. – Эй, пацаны!
Их было пятеро.
– Ребята, не надо, – попросил Алексей, понимая, что шансов у него нет. Сшибут с ног и запинают, какой из него боец? Значит, главное, не дать себя повалить, держаться на ногах, сколько получится, только…
Двое утащили Ларису в кусты, попросту взяв под руки, трое оказались напротив, кто с арматурой, кто с дрекольем, лавку разломали, что ли? Прежде бы он положил их в мгновение ока, а теперь…
– Ну, некурящий, давай поболтаем, – сказал один, сплюнув окурок.
– Не смейте! Не трогайте его! Его нельзя!.. – яростные женские крики раздавались в безлюдном сквере, где некому было прийти на помощь. – Да забирай ты, сволочь, на, подавись! Все, что есть, на тебе телефон! Деньги забери! Только не трогайте его!
– Ларка! Ларка, я сейчас!..
А что – он?!
А Лариса – она маленькая такая, по плечо ему, тоненькая и веселая, у нее волосы пушистые и легкие, как ковыль, и сама она легкая, будто перышко, такую бы только на руках и носить, только он не может и уже никогда не сможет…
Первый удар он отбил, второй тоже – это были совсем пацаны, драться не умели. Третий оказался посильнее, но ему уже было не до сломанных ребер и прочего: надо было положить их, потому что Лариска…
Из кустов, куда ее утащили, раздался какой-то то ли рык, то ли визг, а потом дикий протяжный вопль. Не женский. Такой, что даже нападавшие раздухарившиеся ребята попятились. Кричал мужчина, захлебываясь от боли – он такие крики слышал, – а потом завопил второй.
– Что за… – выговорил вожак. – Черт с ним, валите этого психа!
Он выставил руки, принимая удар арматурины и надеясь, что плотная куртка его отчасти смягчит, но не почувствовал ничего. Зато увидел: через его голову, прыгнув сзади на плечи и опрокинув в снег, махнуло что-то некрупное, светло-серое, потом раздался лязг зубов и крики. А потом все стихло.
– Серый, Серый, ты где?! – во весь голос звала Лариса, и он встал, сперва на карачки, потом, нашарив палку, и во весь рост.
– Ларис? Я тут… Ты как?
– Живая… А ты?
– И я живой. Они тебе что-нибудь…
– Куртку только порвали, гады! Что это было? Это ты их разогнал?
– Не я, – честно ответил он, пытаясь разглядеть, цела ли она. Светлый пуховик был заляпан кровью, на лице у нее, кажется, тоже была кровь, волосы слиплись. – Я пытался отмахаться, но куда мне… Собака откуда-то выскочила, рявкнула, и они помчались впереди собственного визга, а больше я ничего не разглядел. Слава богу, ты цела… Цела?
– Да ничего со мной… Спасибо собаководам, которые своих зверей без поводка выгуливают, – выдохнула она. – Ты ее видел? Собаку?
– Мельком. Помню, что некрупная, точно меньше овчарки, светло-серая. Хаски, может? Они вроде бы в моде теперь.
– Да хоть бы и дворняга, – Лариса взяла его за обе руки. – Пойдем скорее, не будем больше по темноте бродить. Берегись!..
Он не успел обернуться: сзади по ребрам прилетело чем-то тяжелым, левый бок взорвался адской болью, такой, что в глазах потемнело… Вроде бы он еще пытался перебирать ногами, но тут же все померкло…
– Я… где? – выговорил он, с трудом открыв глаза.
– В больнице, где ты еще можешь быть? – ответила Лариса и наклонилась поближе. – Ох и напугал ты меня, Серый!
Он попытался вздохнуть – было больно, но не больнее обычного, только сильно давили повязки.
– Не дергайся, – велела Лариса, – тебе придется еще полежать. А потом еще корсет носить.
– Опять по хребту прилетело? – прошептал он, вспомнив искры из глаз и привкус крови во рту.
– Нет, по ребрам. Осколки шесть часов собирали, на спицы сажали или на пластины, как там их, ты теперь на металлоискателе будешь звенеть, как… даже не знаю, что, – вздохнула она. – Но доктор сказал, это еще ничего, спасибо, легкое не задето. Зато выпрямишься. Я в этом мало что смыслю, но суть вроде такая: когда ты кривился на один бок – ты ж сам сказал, ребра срослись неправильно, спайки там, то-се, – увеличивалась нагрузка на позвоночник, а он у тебя тоже не в порядке. Ну а теперь, как ребра заживут, станет полегче. Потерпи, Серый…
– Я пить хочу, умираю.
– Немудрено, после наркоза-то. Ты вторые сутки без сознания, – просветила Лариса и дала ему напиться. Это было сущим блаженством.
– А что надо было этим?..
– Понятия не имею, шпана какая-то выпить собралась. Парочку собака распугала, паре ты навалял, а тот, который тебя огрел, сам, видно, не ожидал, что ты рухнешь, арматурину бросил и задал стрекача. А мне как-то не до того было, чтоб за ним гоняться, я скорую вызывала.
– Ты же в них своим мобильником запустила, я слышал…
– Ну так он там и валялся, – невозмутимо ответила Лариса. – Но это я его после нашла. У тебя-то тоже телефон есть, хорошо, не выпал и не разбился.
Все это было очень складно, но что-то не давало ему покоя…
– Лежи, Серый. Зализывай раны, – тихо сказала ему девушка. – Я у тебя подежурю.
Она встала и открыла жалюзи. Кто-то из больных зароптал было, но быстро умолк: на него свет луны почти не попадал, в основном он лился на лежавшего у самого окна Алексея.
