– После такого всегда жор нападает, – сказала Лариса, положив ему добавки. – И нет, Серый, тебя не разнесет даже при сидячей работе. Объяснить, почему?
– Я, кажется, догадываюсь.
– Ну тогда ешь и не гляди на меня своим фирменным взглядом! Кого другого пугай.
Он хотел спросить кое о чем, но решил подождать. Кошки под руку не лезли, сидели на подоконнике и смотрели за окно. Алексей, кстати, даже не понял, когда они успели вернуться. И что именно делали на улице в такой холод…
Так же молча перемыли посуду, потом поспорили, чья теперь очередь занимать ванную (Алексею все мерещился запах крови, а Лариса хотела совершить какую-то там дамскую процедуру – то ли косметику смыть, то ли кремом намазаться), но наконец утихомирились.
– Спрашивай, Серый, – сказала Лариса, угнездившись на своем необъятном диване. – Я вижу, тебя просто распирает.
Алексей помолчал.
– Ты кто, Ларис? – спросил он наконец. – И кто я теперь?
– А ты не понял разве? – ответила она вопросом на вопрос. – И нет, Серый, не спрашивай, откуда такие берутся. Я не знаю. Я такой родилась.
– А я…
– Я же сказала, хочу, чтобы ты был моим, – без тени улыбки ответила Лариса. – Только, Серый, была и в тебе склонность, уж не знаю, в чем именно – в характере или в самой сути твоей, но была. Иначе луна бы тебя не позвала. А ты бы за ней не пошел.
– А еще ты меня искусала… – пробормотал он.
– Через укус это не передается, – по-прежнему серьезно сказала девушка. – Припомни, когда ты начал меняться. Тогда я тебя еще не и пальцем не тронула!
– Ах вон оно что, – выговорил Алексей, – вот, значит, в чем было дело…
– Ты о чем?
– О матери. Помнишь, она испугалась? Я подумал, это она об отце, но, выходит…
– Вряд ли о нем, – Лариса погладила его по плечу. – Это другое. Недаром она так боится ложиться с краю, помнишь, медсестра сказала? И луны боится.
– Помню, – ответил Алексей. – И ты всегда отпихивала меня к стенке, пока мы… ну…
– Не переспали, – невозмутимо произнесла девушка. – Тебе было рано. Не из-за меня, просто – рано.
– Мог прийти серенький волчок? – попытался он пошутить, но по спине продрало ознобом.
– Да, – серьезно ответила Лариса. – Мог. Помнишь, я сказала тебе не шутить о том, чего ты не знаешь? Ну вот…
Алексей помолчал. Вообще-то, ему очень хотелось добровольно сдаться бригаде скорой психиатрической помощи, но что-то подсказывало – они не поверят.
– И что бы он сделал? – спросил Алексей почему-то шепотом.
– Вспомни мать, – был ответ. – Серый, это очень просто сделать в детстве или в ранней юности. Это как сон или игра… Взрослые так не могут, им нужно долго привыкать, как тебе, к примеру. И хорошо еще, если они вовремя поймут, что с ними творится, либо им кто-то подскажет, вот как я, – без ложной скромности дополнила Лариса. – А то ведь многие ведь по врачам идут или пить начинают, лишь бы ничего не видеть и не помнить…
– Понятно, – коротко сказал Алексей.
– А иногда бывает, что разбудить и выпустить волка они могут, а впустить обратно боятся. Он и бродит где-то рядом, неприкаянный, и рано или поздно обозлится и нападет… Думаю, это и случилось с твоей матерью.
– А кто же был чудовищем? – упрямо повторил он. – О котором она сказала?
– Откуда же мне знать? Может быть, и ты, когда вытворил в детстве что-нибудь… Кстати, тебя могли наказать, вот ты и затаился… Хотя кто мне рассказывал, как в детдоме дрался и кусался?
– Хм…
– А может, она просто разглядела тебя, Серый. Не тебя – человека, а… ты понял, – добавила Лариса. – И приняла за того, кто ходит возле края ее постели. Мы довольно похожи, знаешь ли. Как кошки, которые ночью серы.
Кошки переглянулись, перебрались на холодильник и свернулись в двойной клубок, как называла эту позу хозяйка. Так им было уютнее.
– Значит, тех пятерых – ты, – негромко произнес Алексей.
– Я, – без тени сожаления в голосе ответила девушка. – А что мне оставалось делать? Нечего мою добычу трогать…
– И Алину ты порвала?
– Да, – улыбнулась Лариса и повторила: – Пусть не зарится на мою добычу. И порвала я не ее, а только одежду, чтоб неповадно было.
– А она… знает о тебе?
– Откуда бы? Мы с ней близкими подругами не были. Хотя я и близкой бы не сказала.
Алексей помолчал. Все это с трудом укладывалось в голове.
– Этот тип – он кто? – спросил он наконец.
– Охотник, – ответила Лариса. – Вольный стрелок. Вульфхантер, если угодно. Сам понимаешь, если есть волки, должны быть и охотники, а то некоторым крышу срывает. Таких отстреливают ну или еще как-то обезвреживают, а то мало ли…
Алексей выдохнул с облегчением.
– То есть убивать кого-то волку необязательно?
– Не стоит, – серьезно сказала она, – если только жизнь окажется в опасности, вот как у нас с тобой. Но иногда чердак течет и у охотников. Насколько я поняла, он себя вообразил этаким чистильщиком и взялся за отстрел. Увидел тебя, столкнулся со мной и решил убить двоих одним махом…
Воцарилось молчания.
– Ларис, – сказал наконец Алексей, – но если ты права и я тоже таким родился, почему ж этого никто не замечал? Кроме матери?
– Серый, ты в постоянном стрессе жил. Сперва детдом. Потом техникум твой – к общаге привыкнуть надо, учеба, все дела… Армия – вообще молчу. Но сил у тебя на всё хватило и даже ранение тебя не доконало. Мы живучие.
Она помолчала, потом продолжила:
– Понимаешь, откуда у тебя силы брались? Только потом… – Лариса вздохнула, – потом ты залег в берлогу, и выпускать эту энегию тебе стало некуда. Теперь ясно, почему ты сходил с ума в своей квартире?
– Волк рвался наружу?
– Конечно. – Она помолчала. – Я спева просто подумала, что его надо успокоить, пока не вырвался и не натворил бед. Потом поняла, что ты даже не представляешь, что с тобой такое творится. А потом…
– Взяла в заложники, – мрачно ответил он. – Заманила и…
– Но не покинула, – отрезала Лариса. – Черта с два я тебя кому отдам!
– И что, мне так и сидеть на цепи? – спросил Алексей.
– Волка нельзя сажать на цепь. А немножко приручить можно, – сказала она и улыбнулась. – Но если посмотришь в лес, в смысле, на другую, я тебя так искусаю, что мало не покажется!
– Все бы тебе шуточки шутить, – буркнул он. – Ларис, а как он тебя выследил?
Девушка снова улыбнулась.
– Это не он меня выследил, – ответила она. – Это я его выманила. Мне, Серый, не нравится, когда меня преследуют. Я предпочитаю быть охотником, а не жертвой. Вот так. И телефон я ему дала сама, когда он меня закадрить пытался.
