Последний раз затянувшись сигаретой, фильтр которой уже горчил, Гогнадзе бросил окурок под ноги и поправил свою кожанку, подчеркивавшую ширину плеч ее обладателя и его немалый достаток.
У клуба уже кучковались многочисленные компании, которые приперлись сюда, судя по всему, с теми же целями, что и Гогнадзе со своими дружками.
На стоянке было не протолкнуться, и от обилия дорогостоящих спорткаров рябило в глазах и создавалось впечатление, что именно здесь проводится Женевский автосалон.
Фейсконтроль был жестким, и с зарвавшимися молодчиками, позволявшими себе нелицеприятные высказывания в адрес сотрудников клуба и тем более рукоприкладство, никто не дискутировал. Те, кто упирались и неосторожно размахивали руками, запросто могли отхватить несколько раз по кумполу от шкафоподобных охранников.
Малхаз, нагло протискиваясь вперед, активно работал локтями, прямо как ледокол, прокладывающий свой путь через торосы. Зная положение своего отца и свое собственное, он с людьми не церемонился, частенько воспринимая их как ресурс, которым можно воспользоваться в своих целях. Уважение и прочие гражданские обязанности он давно оставил для конституции, предпочитая жить по старинке, так, как жили его предки, то есть по закону гор, где прав тот, кто сильнее, а не тот, у кого за пазухой справедливость и комплекты юридических документов.
Если бы его отец придавал этим бумажкам слишком много значения, то вряд ли бы он решился на рейдерский захват нескольких заводов и фабрик, в одночасье став мультимиллионером и, соответственно, уважаемым в обществе человеком. Да и зачем тогда ему было бы заниматься прочей нелегальщиной, вроде крышевания многочисленных казино, вымогательств и проституции?
Малхаз уже убедился в том, что сила закона превращается в бессилие, если у тебя есть нужные подвязки и правильные люди, которые по одному звонку за разумную плату готовы решить любой проблемный вопрос.
На входе он повстречался взглядом с фейсконтрольщиком, и тот приветливо ему кивнул, жестом руки скомандовав охранникам освободить проход для дорогих гостей.
Толпа за спиной возмущенно загудела. Это был клуб для избранных, и считалось настоящим позором, если тебя не пропустили, а посоветовали обновить гардероб или поучиться хорошим манерам.
Небольшой холл был затянут клубами сизого дыма. Здесь курили и, находясь в нетрезвом состоянии, срочно решали какие-то важные вопросы, эмоциональное обсуждение которых было слышно всей округе.
Малхаз Гогнадзе был здесь не впервой, его знали как завсегдатая этого заведения и радостно приветствовали. Это радушие объяснялось тем, что частенько Гогнадзе, находясь в состоянии алкогольного опьянения и желая показать всем свою удаль, угощал всех желающих выпивкой, и шампанское в клубе текло тогда рекой.
Однажды нечто подобное он хотел провернуть на Сардинии, но там злосчастный пластик, заблокированный из-за ссоры с отцом, дал сбой, и Гогнадзе, просадившему пару десятков тысяч евро, пришлось ретироваться с острова как можно скорее.
Друзья Гогнадзе на его фоне меркли. Малхаз брал их с собой, как зонтик на случай дождя, да и скучно было одному слоняться по Тбилиси. А так можно и покуролесить шумной компанией, а если начнется какая-нибудь серьезная заварушка, то и поучаствовать в ней.
В этом ночном клубе регулярно вспыхивали разборки между гостями, и чаще всего они оканчивались банальной поножовщиной или пальбой. Чтобы гости утихомирились и пришли в себя, вызывали полицейские спецподразделения, которым нередко, учитывая высокий статус гостей клуба, приходилось улаживать конфликт в дипломатическом порядке.
Все это время обкуренные дружки Малхаза раздражающе хихикали. Они видели перед собой то ли летающих фиолетовых слонов, то ли ползающих оранжевых обезьян и, как дети, тыкали пальцем в то, что им понравилось или их удивило.
Во избежание репутационных потерь этот детский сад нужно было прекращать, и Малхаз недовольно нахмурился. Сколько раз было, что эти ублюдки, обкурившись или нюхнув чего, искали на свою задницу приключений и втягивали его в различные передряги.
Сегодня Гогнадзе хотел обойтись без приключений: вылакать всего лишь несколько порций вискаря или нюхнуть кокаинчика и расслабленно поваляться на диване с какой-нибудь приятной бабой.
– Ведите себя нормально, придурки, – прошипел он.
– Что не так? – обиженно спросил Зураб и тут же переключился на Жано, показывая на него пальцем и давясь очередным приступом смеха.
Понимая, что воспитывать их бесполезно, Гогнадзе обратился к администратору:
– Где моя поляна?
– Простите, не понял, – вежливо улыбнулся администратор.
– Баранья твоя башка! Я спрашиваю, где мой стол! Малхаз Гогнадзе никогда и никого не ждет!
В ответ последовала подобострастная улыбка, и уже через несколько минут Малхаз развалился на мягком диване, наблюдая за танцовщицами. Как он уже неоднократно проверял на собственном опыте, здесь не работало ни одной девушки, которая не согласилась бы за пару тысяч зеленых скоротать с ним ночь.
Деньги не имели для Малхаза большого значения, поэтому он сорил ими направо и налево. Те девушки, которые пробовали его «динамить», в следующий раз получали от Малхаза по полной программе. Владельцы клуба старались исполнить любой его каприз, ведь для них Гогнадзе был курицей, несущей золотые яйца. Он и сам это прекрасно понимал, поэтому и вел себя так развязно.
Университет Гогнадзе так и не закончил. Он не любил обсуждать эту невыразительную деталь своей биографии, предпочитая бормотать что-то невнятное в свое оправдание. Да и университетские будни давно затерялись в его воспоминаниях.
Когда-то его, зеленого юнца, отец отправил в Москву набираться ума-разума. Эта затея, как выяснилось впоследствии, оказалась из разряда утопических. Вдали от родных пенатов Малхаз пустился во все тяжкие. Учеба его совершенно не интересовала в отличие от прославившихся на весь мир своей красотой русских девушек. Надо отдать ему должное: ухаживал он красиво, не скупился на подарки, и вскоре с ним мечтала переспать вся женская половина факультета, чем Малхаз активно и пользовался. Все его силы без остатка вымывали любовные игры, и после интенсивных постельных сражений Малхаз был не в состоянии сосчитать дважды два без ошибки, а тут еще в самый разгар веселья и сессия подошла.
Он рассчитывал отделаться малой кровью, заплатив каждому преподавателю по паре штук, чтобы они проставили ему в ведомость положительные оценки, однако этот грандиозный план с треском провалился. Пришлось звонить отцу и выслушивать от него потоки ненормативной лексики.
Пару раз отец впихивал своего отпрыска обратно в МГИМО, но каждый раз Малхаз умудрялся вылететь снова, и все из-за пылкой своей любви к красивым девушкам. Он не мог рядом с ними учиться, особенно учитывая весенне-летний период, когда вовсю бушевали гормоны и Гогнадзе искренне недоумевал, зачем ему думать о каких-то проблемах международной экономики, когда вокруг столько красоток.
