Толстолобов пахал все эти годы как одержимый, и именно на таких трудолюбивых и принципиальных сотрудниках, как он, и держалась вся ФСБ.
Прежде чем вернуться на свои пятьдесят квадратных метров, Толстолобов завернул к продуктовому магазину, лихо припарковался на стоянке и затарился продуктами. Впереди было два выходных, если Картамышев, конечно, не выдернет его из дому раньше. Но в случае чего можно будет отдохнуть за рюмкой чая и как следует отоспаться, чтобы прийти в себя после особенно тяжелого месяца, когда приходилось работать с утра до ночи.
Припарковавшись на куцем клочке пространства перед своим подъездом, Толстолобов вышел из автомобиля.
Зайдя в подъезд, Толстолобов ощутил привычные запахи. На лестничной площадке первого этажа вкусно пахло чьим-то обедом.
«Живут же люди, – не без зависти подумал Толстолобов, поднимаясь пешком на пятый этаж. – А у меня, как обычно, пельмешки. Одно и то же меню на долгие годы. Освоил все что угодно, но только не готовку. Неохота как-то стоять у плиты и кухарничать часами, когда других забот хватает по горло. А еще рубашки постирай и погладь, завяжи галстук. Бытом можно заниматься целый день, и то все сделать не успеешь».
Остановившись перед коричневой дверью своей квартиры, Толстолобов сунул руку в карман брюк, забренчал связкой ключей, вставил нужный ключ в верхний замок, крутнул два раза, и дверь открылась.
Николай закрыл за собой дверь и привычным движением руки нашел выключатель. Тут он почувствовал, как в его затылок вдавился некий холодный твердый предмет.
– Стой, как стоишь, – посоветовал мягкий и даже убаюкивающий голос. – Не дергайся и выполняй все мои команды. Это гарантирует тебе жизнь. Начнешь суетиться – я нажму на спусковой крючок, и твои мозги забрызгают весь коридор. Ты все понял?
– Да, – еле слышно пробормотал Толстолобов.
Его ноги подкашивались от страха.
– Опусти пакет на пол и медленно, не оборачиваясь, подними руки вверх.
Толстолобов неуверенно поднял трясущиеся руки, словно не понимая, зачем это нужно.
– Отлично.
Тут же чьи-то руки обыскали его снизу вверх, изъяв кобуру с пистолетом.
– Вооружен и опасен, – ехидно заметил тот же голос. – Что же ты такой негостеприимный, Николай? Почему не предложишь мне чашечку кофе?
«Может, это Якушев? – со слабой надеждой подумал Толстолобов. Почему-то ему казалось, что с этим парнем можно договориться и все обсудить. Но эта догадка мгновенно растаяла. – Их тут точно несколько. Один держал ствол, второй в это время обыскивал. Как же они на меня вышли? Хотя какой это теперь имеет смысл».
– Нехорошо держать гостей в коридоре.
– Что вам от меня надо? – глухим голосом спросил Толстолобов, чувствуя, как у него исчезают последние остатки мужества.
– Продуктивный диалог. Теперь спокойно опусти руки и заложи их за спину. Ну же, не заставляй меня долго ждать.
Толстолобов послушно сделал то, что ему приказали.
На его руках защелкнулись наручники, и тут же кто-то повернул его спиной к входной двери.
Вглядываясь во мрак, Толстолобов увидел человека в черной трикотажной маске и такого же цвета комбинезоне без каких-либо нашивок. Справа от него стоял еще один мужчина в аналогичной униформе.
«Может, менты? – Толстолобов готов был поверить во все что угодно, но только не в свою кончину. – Но разве они так работают? Да и зачем я им нужен?»
– Поговорим в большой комнате.
Николая недружелюбно ткнули в бок глушителем, приказывая идти вперед.
С опущенной головой Толстолобов зашел в зал. Там на стуле возле письменного стола сидел еще один человек. Маски на его лице не было.
Толстолобов пристально вглядывался в его черты, пытаясь сообразить, где он мог видеть его раньше.
– В этой жизни все когда-нибудь случается впервые. Ты веришь в судьбу, Толстолобов?
Николаю сильно надавили на плечи, и он инстинктивно опустился на стул. Ему тут же заклеили рот скотчем.
– Будешь отвечать на все мои вопросы. Если да – просто кивни. Если нет – помотай башкой.
Толстолобов тупо кивнул, чувствуя, как его сознание заполняет липкий и невыносимый ужас.
– У тебя есть флэш-карта с данными и документы?
Толстолобов помотал головой. Все-таки он успел передать нужные сведения в ведомство.
– Очень плохо. Тогда еще один вопрос. У тебя есть их копии?
До Толстолобова сразу дошло, что вне зависимости от его ответов его все равно прихлопнут. Останься он в живых после этой встречи, и хлопот не оберешься. Он обреченно помотал головой.
– Непруха у тебя какая-то… Тогда расскажи мне, что ты там накопал. Я хочу знать все.
Скотч сняли. Толстолобов продолжал хранить молчание.
– Ты что, оглох?
– Да пошел ты, мудак! – прошипел Толстолобов с какой-то отчаянной решимостью.
– Это ты зря, – жестко сказал человек, сидевший у стола, и сделал едва заметный жест рукой. – Я не люблю хамство.
Николаю тут же снова заклеили рот.
– Будешь говорить?
Толстолобов помотал головой.
– Превосходно.
На голову агенту ФСБ нацепили целлофановый пакет и плотно заклеили его скотчем в области шеи.
– Прощай, Толстолобов!
Толстолобов судорожно задышал и упал со стула. В квартире сильно запахло бензином, но он уже не чувствовал этого запаха. На столе непонятно откуда взялась початая бутылка водки и два граненых стакана, куда тоже плеснули водки.
Толстолобов дышал все реже и реже. Тем временем в квартире начался пожар. С треском занялись шторы. Но Толстолобову было уже все равно. Он затих и больше не шевелился.
* * *
Впервые за длительное время проблемы у Владимира Николаевича нарастали как снежный ком, что было для него весьма непривычным. Он уже и забыл, что такое хлебать дерьмо ложками.
«Приходит беда – отворяй ворота», – мрачно подумал Чалов, сидя за столом в кабинете и невыразительным взглядом созерцая открывавшийся вид на аллею.
В последнее время его мучила серьезная бессонница. Он тщетно пытался вечерами заснуть, то глотая некие народные снадобья, то выпивая стакан обыкновенной воды с ложкой меда. Чалов решил, что обойдется без снотворного и всяких чудодейственных таблеток. Для полного «счастья» ему еще не хватало стать зависимым от лекарств.
Машинально постукивая кончиком ручки о лакированную поверхность стола, Чалов пытался сконцентрироваться, но не шибко-то ему это удавалось. Его сознание бороздили беспокойные мысли. Они, появляясь из ниоткуда, заполняли его разум, и возникало еще большее ощущение обреченности и бессмысленности всего происходящего.
