За время их краткого союза Филипп действительно подарил Марии потрясающие украшения. В 1554 году, к примеру, он послал вперед маркиза де Лас Наваса с «плоскогранным бриллиантом в форме розы прекрасной работы стоимостью в тысячу дукатов. Колье с восемнадцатью бриллиантами хорошей работы, изящно распложенными один за другим. Это колье стоило 30 000 дукатов. Еще один бриллиант с прикрепленной к нему спереди крупной жемчужиной. Это украшение из двух частей было самым красивым во вселенной, и за свое изящество и внешний вид они были оценены в 25 000 дукатов»
[185].
Вы можете как угодно расценивать тот факт, что Филипп отдал все это Марии до того, как увидел ее, и почти ничего не дарил после свадьбы. Тем не менее Филипп подарил Марии несколько дорогих уникальных украшений, целое состояние. Хотя по ее завещанию все они возвращались Филиппу, он увез с собой в Испанию только жемчужину, которую Елизавета буквально обожала.
Большая ошибка.
Религиозные иконы и иконы моды
Блеск равен власти, это вам скажет каждый рэпер. Незамужняя Елизавета хотела показать свою независимую власть. Жемчуг ассоциируется не только с женственностью, чистотой и божественностью, но и является настоящим символом брака. Традиция возникла тысячи лет назад и частично обязана этим тому, что индуистский бог Кришна нашел самую первую жемчужину, олицетворяющую чистоту и любовь, и подарил ее своей дочери в день свадьбы. Многие другие культуры также включили жемчуг в свои свадебные ритуалы, поддержав традицию.
Жемчуг практически для всех олицетворяет чистоту, но он еще и ассоциируется с распространением христианства. Для христиан жемчуг стал символом Девы Марии, символом чистоты и непорочности души. В Новом Завете сказано, что ворота в рай сделаны из одной жемчужины. Становится понятно, почему только что вступившая на престол «королева-девственница» выбрала жемчуг своей эмблемой. Это вовсе не совпадение.
Портреты и описания Елизаветы на протяжении всего ее правления немыслимы без непревзойденной коллекции жемчуга. Мужчины и женщины при ее дворе были усыпаны жемчугом, но самые лучшие жемчужины, разумеется, были у королевы. Она носила такие тяжелые платья, что трудно представить, как в них можно было ходить. Судя по всему, Елизавета едва могла устоять на ногах, настолько густо они были расшиты жемчугом.
Пусть у нее не было «Перегрины», но ей принадлежали несколько родных сестер великолепной жемчужины, хотя и меньшего размера. На многочисленных портретах на королеве можно увидеть различные броши и колье, очень похожие на украшение Марии: квадратный бриллиант и прикрепленная к нему жемчужина. С одной стороны, Елизавета давала волю своей белой зависти: она хотела получить «Перегрину», но пока довольствовалась достойной копией, одной или двенадцатью… С другой стороны, она агрессивно демонстрировала английскому народу свой успех в приобретении богатств, сравнимых с богатствами испанских соперников. Она показывала свою силу «государя», как любила говорить сама Елизавета, более чем способного защитить свой народ и продвигать его интересы в опасном, расширяющемся мире. И народ понял свою королеву. Однажды, в период наивысшего напряжения, на глазах у испанского посланника «верный британский знатный господин вынул из кармана своих бархатных панталон жемчужину ценой 15 000 фунтов, раздробил ее, бросил в бокал с вином и произнес тост за Елизавету, королеву Англии, и за Филиппа, короля Испании».
Отлично осознающая силу впечатлений, Елизавета держала при дворе только красивых людей. Она издала специальный указ, который в деталях определял, кому и что следует надевать. Королева хотела, чтобы ее фрейлины выглядели хорошо, но не лучше, чем она. Сохранилась история о том, как леди Говард появилась при дворе в бархатном платье, украшенном жемчужной вышивкой. Когда Елизавета увидела платье, оно настолько ей понравилось, что она попросила «одолжить» его ей. Владелица согласилась, выбора у нее не было. К сожалению, леди Говард была ниже ростом, чем королева. Когда платье ей не подошло, леди Говард передали, что раз Елизавета не может его носить, то и никто другой не может
[186].
Елизавета во многих отношениях была гением маркетинга, и товаром, который она продвигала, была она сама. Ее стали ассоциировать с жемчугом не только потому, что она владела им в огромных количествах и постоянно демонстрировала его. Елизавета намеренно использовала жемчуг и все связанные с ним ассоциации как самый главный элемент гигантского спектакля, помогавшего ей править.
Вспомните, она находилась в невыгодном положении. Она была монархом, но женщиной, и поэтому ее считали слабой и не подходящей для этой роли. Но Елизавета не имела ни малейшего желания выходить замуж и позволить мужу мешать ей. Она отказывалась видеть Англию под чужеземным правлением. Вместо того чтобы признать свою «ущербность» и мгновенно спрятаться за мужем, как это сделала ее старшая сестра, Елизавета поступила с точностью до наоборот. Она стала более публичной, чаще появлялась на публике и дала народу то, чего ему так отчаянно не хватало с того времени, как ее отец начал, но не закончил церковную реформу, – икону. Заявив о себе как о «королеве-девственнице», Елизавета сумела занять вакантное место в сердцах и умах своих подданных. Королева часто заявляла о том, что ей не нужен муж, потому что она «уже связана с супругом, королевством Англия»
[187].
Она покрывала лицо густым слоем белил и украшала себя фунтами жемчуга. Хотя настоящая любовная жизнь Елизаветы I является предметом ожесточенных споров, королева до самой смерти поддерживала имидж девственницы. К тому моменту, когда ей исполнилось сорок, «культ Елизаветы», которую называли Глорианой, набирал обороты. Все ее портреты, подобно иконам, следовало снабжать официальной табличкой. В центре всех портретов был жемчуг, а также другие религиозные символы, олицетворявшие ее девственность, христианскую добродетель и женственность
[188]. Елизавета стала одновременно служанкой народа и живым божеством, эффективно нейтрализовав любую ее критику как правительницы Англии с точки зрения пола, отсутствия мужа или ее религии.
Тщательно культивируемый имидж королевы требовалось постоянно поддерживать. Официальные портреты, полные символов, были только началом. Каждое лето Елизавета устраивала процессии, во время которых народ мог любоваться своей Глорианой с белым лицом, утопающей в жемчугах. Со временем день ее вступления на престол стал национальным праздником, хотя для католической Европы это был День святого Гуго. Елизавета возобновила традицию турниров и поединков, созданную ее отцом, но с существенными модификациями. Во время правления Генриха VIII эти турниры были спортивными соревнованиями для мальчиков. Елизавета превратила их в модные, гламурные события, целью которых было объединение английского народа в духе величия, рыцарства и великолепия времен короля Артура. По словам Джона Гая, «в этом протестантская пропаганда соединилась с изящной любовью, рыцарской и классической традициями, чтобы создать легенду о Елизавете как о девственнице-весталке реформированной религии, которую ее рыцари будут превозносить по случаю этого нового, почти религиозного праздника»
[189].
