Хотя, если честно признаться, в наших рядах столько всякого
дерьма, что эти ребята действительно нужны. Но когда они занимаются настоящей
работой, а не пытаются «шить дело».
В общем, Панкратову после убийства Дятлова и гибели
нескольких членов группы Звягинцева очень не хотелось ссориться с управлением
собственной безопасности. Поэтому он и решил пока временно отстранить нас от
работы.
Представляю, как он этого не хотел делать. Но скандал после
смерти Михалыча был очень большой, да и прокуратура с ФСБ еще не закончили
своего расследования.
Поэтому генерал был просто вынужден отстранить нас от работы
и дождаться формального окончания расследования. Но зато у нас теперь
образовалась куча свободного времени.
Вот мы и решили начать прежде всего с моего старого
знакомого. Прежде всего нужно было установить наблюдение за этим Решко. Он уже
к этому времени вполне пришел в себя, даже немного поправился, когда я его
впервые увидел после взрыва в МУРе. Он меня, конечно, не видел. Он вышел из
здания министерства и сел в свою машину. У него была хорошая машина — большой
серебристый «Пежо».
Меня всегда мучает вопрос, почему управление собственной
безопасности, сотрудники которого так любят задавать нам идиотские вопросы,
никогда не спрашивают офицеров министерства про их собственные автомобили и
дачи? Откуда у сотрудника министерства, даже у генерала или начальника
управления, могут быть деньги на шикарный автомобиль или на большую дачу? Это
при нашей-то зарплате, когда можно в лучшем случае с трудом собрать деньги на
«Жигули»? Почему никто из них не выходит на стоянку и не смотрит, на каких
машинах приезжают наши сотрудники на работу?
Ведь понятно, что автомобиль за зарплату купить невозможно.
Такие автомобили на такую зарплату. Я уж не говорю про дачи. Но никто этим
всерьез не занимается. Если что-то есть, значит, мужик умный, может
проворачивать разные дела. А у нас в группе Звягинцева ребята до получки друг
другу в долг давали.
Хотя мы за «кровь» получали немного побольше, чем Решко или
кто-нибудь еще из чиновников в министерстве. Оперативники вообще получали
разного рода надбавки, достаточные, чтобы нам завидовали остальные, и совсем
недостаточные, чтобы купить даже «Жигули».
Но это к слову. Обычно так рассуждает жлоб, который сам
ничего не может и завидует другим. Я не завидую. И ребята у нас никому не
завидовали. Просто нам не нравилось, когда кто-то получал деньги за то, что нас
убивали. Это, по-моему, не только обидно, но и несправедливо.
Целую неделю мы следили за этим типом. И ничего необычного
не замечали. Он приезжал да работу ровно без десяти девять. Уезжал позже
обычного, как и другие сотрудники министерства. Домой обычно возвращался
поздно. У него были жена и мальчик лет десяти. Но к семье он возвращался поздно
не потому, что засиживался работе до полуночи. У него была еще и любовница,
смазливая вертихвостка лет двадцати пяти, к которой он ездил по вечерам.
Мы узнали столько подробностей про его жизнь всего за
семь-восемь дней, что могли написать целый роман. Его любовница нас немного
успокоила. Она была не просто сучкой, она была наглой сучкой. Как только он
уходил от нее, к ней сразу приезжал какой-то кавказец, заросший и черный. Она
умно регулировала их приезды таким образом, чтобы мужчины даже не догадывались
о существовании «сопостельника».
Я никогда не доверял женщинам определенного сорта. Забавно
было наблюдать за ее поведением. Мне было это особенно занятно, так как в
интересах дела мне не разрешали следить за самим Решко, и поэтому я в основном
занимался наблюдением за его семьей и любовницей. Очень скоро мы узнали, что и
мальчик не его. Он женился на женщине, у которой уже был сын: своего пасынка
Решко не особенно любил. Почему-то предатели всегда бывают полным ничтожеством
в постели, как будто импотенция — удел всех трусов и подлецов. Хотя, может, так
и нужно. Если человек в жизни трусит и предает, то природа мстит ему и предает
его самого в решающий момент. Нельзя быть полным ничтожеством и настоящим
мужчиной в постели. Это две стороны одной медали.
Но его похождения, поведение его любовницы, отношения в
семье — все это было не самым главным. Для нас важнее было другое — узнать,
каким образом он был связан с этим паскудным делом, из-за которого погибло
столько наших товарищей. Мы даже смогли «присобачиться» к телефонам его семьи и
любовницы. Но ничего конкретного не услышали. А прослушивать его служебный
телефон мы просто не могли. Одно дело открыть телефонную линию в обычном
девятиэтажном типовом доме, и совсем другое — подключиться к служебному
телефону сотрудника Министерства внутренних дел. Мы ведь не идиоты и понимали,
что в наших силах.
Если бы не частые вызовы к Мотину, который просто донимал
нас своим свирепым идиотизмом, все было бы не так плохо. Нас ведь было четверо,
и мы вполне могли и дальше следить за Решко, если бы не постоянные вызовы
Мотина.
Правда, на десятый день нашего наблюдения мы решили, что
несколько увлеклись.
Он ни с кем не встречался, кроме своей любовницы и
нескольких друзей, с которыми один раз сходил в сауну. Поверить в то, что его
не волновал конверт, присланный нам в МУР, мы просто не могли. Он ведь точно
знал об операции.
Конечно, мы могли просто захватить его и выбить из него всю
правду. Но он мог действительно ничего не знать, а нам хотелось сначала
выяснить, с кем именно он был связан. Но в его служебный кабинет мы попасть не
могли.
Получалось, что все свои самые важные разговоры он ведет по
служебному телефону в рабочее время. И мы никак не можем выйти на тех людей, с
кем он связан. Сережа Хонинов снова собрал нас в баре у Славы.
— Так дальше нельзя, — решительно сказал
он, — у нас ничего не получается, ребята. Если мы и дальше будем возиться
с этим типом, мы ничего не узнаем, кроме очередного хахаля его бабы. Так дальше
нельзя, — повторил он.
— Что ты предлагаешь? — спросил Аракелов. —
Может, захватим его и хорошенько допросим?
— Никита же нам все рассказал, — недовольно
поморщился Маслаков, — так у нас ничего не получится. Лучше за ним
следить.
Маслаков — человек основательный и серьезный. Он вообще
считает, что ни в одном деле не стоит спешить. Но у нас просто нет времени.
Если мы по-прежнему будем следить, как наш подопечный ездит к любовнице и в
сауну, то рискуем оказаться за решеткой, куда нас посадит Мотин. Или просто
получим приказ об увольнении из органов МВД. И мы это понимаем. Но Маслаков
прав, что особенно торопиться нельзя.
— А что ты предлагаешь? — спросил Сергей.
— Нужно его подтолкнуть, — предложил Маслаков.
— Как это — подтолкнуть?
— Пусть поймет, что мы за ним следим. Нужно сделать
так, чтобы он узнал о нашем наблюдении. Тогда он начнет нервничать и кинется к
своим хозяевам.
— А если они находятся в самом МВД? Как мы об этом
узнаем? — спросил Аракелов.
