— Он обычно бывает более осторожен, — заметил
Горохов. — Вы уже объявили своим людям, чтобы они подтягивались к этому
кафе? У нас мало времени, подполковник.
— Я собрал всех своих людей, — доложил
Гвоздев, — из МУРа прислали подкрепление. Думаю, что после сегодняшней
ночи вор поменяет свою кличку. Он больше не будет Счастливчиком.
— Хотелось бы, — согласился полковник. — В
любом случае там будет сегодня ночью очень жарко. Смотрите, не ошибитесь. От
такого типа, как Счастливчик, можно ждать чего угодно.
— Я вызову туда и ваших ребят, — решительно сказал
Гвоздев.
— Они говорили с ним? — спросил полковник.
— Да, и он приказал им ждать его в районе Кутузовского
проспекта. Примерно где-нибудь в той стороне. Даже дал телефон, о существовании
которого мы не знали. И предложил задержать всех, кто вместе с ним выйдет из
здания.
— Он сказал «задержать»? — уточнил Горохов.
— Он написал «задержать», — пояснил Гвоздев.
— Черт возьми, — не выдержал полковник, —
может, он действительно раскрыл наших ребят? У меня был знакомый, полковник
Леонов, который всегда говорил, что преступников задерживают, а бабочек ловят,
объясняя разницу в терминах. Он как раз вел дело Счастливчика.
— Вы думаете, он их раскрыл?
— Не знаю. Но слово «задержать» мне не нравится. Знаете
что, подполковник, не нужно вызывать ребят на Тверскую. Пусть будут там, где им
указал быть Счастливчик. Вы меня поняли?
— Но мы уже знаем, где он готовит нападение, —
упрямо сказал Гвоздев.
— И все равно торопиться не стоит. Пусть они ждут его
звонка. Может, он знает то, чего еще не знаем мы.
— Хорошо, — немного раздраженно сказал Гвоздев и
отключился.
Горохов подумал немного и вызвал своего секретаря.
— Найдите капитана Хонинова и соедините меня с ним.
Очень срочно.
Глава 15
На Тверской всегда бывает много народу. Раньше эта
центральная улица столицы называлась по имени писателя, считавшегося классиком
не только русской, но и мировой литературы. Однако после восемьдесят пятого года,
когда дух отрицания вселился в души людей, а дух разрушения сумел за несколько
лет развалить самую великую в истории человечества империю, улица была
переименована и названа так, как называлась раньше, за восемьдесят лет до
этого. Никому не пришло в голову, что не совсем правильно возвращать старое
название улице, на которой стояли новые дома, ставшие символами уже нового
строя, при котором писатель, чье имя носила улица, был признан одним из
основоположников новой литературы. Но из жизни писателя сделали анекдоты, его
книги превратились в объекты насмешек, его пьесы перестали ставить, самого его
назвали конформистом и приспособленцем, а его нелегкую жизнь и тяжелую смерть
извратили, сделав после смерти врагом того строя, который он искренне воспевал.
Но перемены коснулись не только названия улицы. Задолго до
этого не повезло и поэту, справедливо считавшемуся величайшим гением в истории
России.
Его памятник переехал с одной стороны улицы на другую.
Другой же поэт, который гордо стоял на площади своего имени, как-то сник из-за
частых голосов, предлагавших снести и демонтировать памятник ему — зачинателю
революционной поэзии.
Однако самые разительные перемены произошли во внешнем
облике улицы.
Появились новые названия, немыслимые еще десять лет назад.
От памятников великим поэтам до конца улицы по ночам обычно выстраивались
шеренги девочек с одинаково наглым и глупым выражением лиц. При этом сидевшие в
автомобилях сутенеры гордились своим ремеслом, считающимся во всем мире самым
позорным и самым подлым занятием для мужчин.
В одночасье исчезли с улицы некогда невероятно наглые и
бесцеремонные швейцары гостиниц и ресторанов, измывавшиеся над клиентами и
устраивавшие у дверей своих заведений подлинные экзекуции гостям города. Если
во всем мире швейцары таскали чемоданы гостей и всячески помогали клиентам, то
на этой улице еще десять лет назад швейцары стояли в дверях только для того,
чтобы никого не пускать.
В книжных магазинах тоже произошли существенные перемены.
Раньше здесь продавались книги «грандов» отечественного реализма, которых никто
не хотел читать. Любая хорошая книга была невероятным дефицитом. Зато в
изобилии повсюду стояли тома классиков того учения, на котором и было построено
государство.
Правда, кроме классиков, продавались и увесистые тома
очередных вождей, состоящие из их скучных докладов и не менее скучных отчетов.
Спустя десять лет, когда улицу уже переименовали, в магазины хлынул иной поток
литературы. Это было настоящее пиршество духа. Теперь можно было купить все —
от некогда ущербной фантастики до почти запрещенного ранее детектива, от
блестящих собраний неведомых доселе классиков, известных всему миру, до книг —
воспоминаний действующих политиков. Это была улица, ставшая символом перемен.
Хороших и плохих.
Магазин испанских ювелирных изделий, расположенный в самом
начале Тверской, недалеко от здания Государственной думы, был широко известен.
Магазин находился в самом центре города и приносил довольно солидную прибыль
его владельцам. Однако отсутствие пространства и помещений на главной улице города
привело к тому, что магазин был вынужден оставить второй этаж для кафе, куда
можно было попасть, войдя с улицы и поднявшись по лестнице.
Коротков и трое его боевиков приехали сюда в половине
восьмого вечера.
Машину оставили у Центрального телеграфа. В самом кафе
посетителей было еще довольно много, и они сели в угол, сделав довольно
скромный заказ. Один из боевиков принес с собой большую продолговатую коробку,
в которой мог быть букет цветов. Он бережно положил ее на столик. Время шло,
некоторые посетители уходили, некоторые входили. Коротков нервно поглядывал на
часы.
Уже перед самым закрытием появился мужчина, поторапливая
посетителей кафе.
Официантка, строгая и неулыбчивая, получала деньги с
задержавшихся клиентов. К столику, где спокойно сидели четверо мужчин, она
также подходила дважды, и каждый раз Коротков обещал, что сейчас они уйдут.
В восемь часов вечера в зале осталась только влюбленная
парочка, сидевшая в углу, и одинокий мужчина, уронивший голову на столик. Был
уже девятый час вечера, и официантка пыталась уговорить гостей покинуть кафе.
— Эти влюбленные, кажется, и не собираются
уходить, — негромко сказал один из боевиков Крота.
— А этот вообще пьян в стельку, — показал на
заснувшего за столом мужчину другой.
— Когда вы уйдете? — снова подошла к ним
официантка.
Коротков взглянул на часы.
— Все, — решительно сказал он, — больше
нельзя ждать. Рома, спустись вниз, — предложил он одному из своих
людей, — проследи, чтобы сюда никто больше не вошел.
