От следователей я вас отмыть постараюсь. А вы свои языки
придержите и все дурные мысли из головы выбросьте. Все, кого вы наказать
хотели, уже и так наказаны. Умер Александр Никитич, и застрелили Баркова.
Поэтому мы можем считать дело официально закрытым. И чтобы я от вас больше
никогда не слышал ни одной фамилии.
В общем, все так и случилось. Скоро следователи от нас
отстали. Краюхин решил нашу группу усилить, вернее, сформировать заново, к тому
времени нас осталось всего лишь четверо. Но ничего не успел сделать. Он только
разрешил нам приступить к работе. И тут мы узнали, что он стал генералом. И про
его перевод в Новгород тоже узнали. Мы даже не могли подумать, что это связано
с нашим делом, но Краюхин, видимо, сумел что-то разузнать. Проводы его были
веселыми, все ребята ему на прощание в любви признавались. А он после этого нас
четверых к себе в кабинет вызвал, дверь закрыл, почему-то включил телевизор,
словно боялся, что будут прослушивать и его комнату. А потом сказал нам очень
серьезно:
— Не нравится мне этот внезапный перевод, ребята. И мое
назначение мне тоже не нравится. Не знаю, с чем это связано, но очень
подозреваю, что ваша история с пачками денег и ответственными сотрудниками
правительства сыграла здесь не последнюю роль. А может, меня просто отстранить
хотят от этого дела. В любом случае вы должны знать, что я про вас помню. Кто
захочет, может подать рапорт о переводе в Новгород. Я в любом случае готов там
принять любого из вас.
Он помолчал немного, а потом добавил:
— Вы здесь только дров не наломайте. Приказ о вашем
допуске к оперативной работе я уже подписал. Если будут сложности, обращайтесь
к Горохову. Он вас всегда поддержит.
Потом обнял каждого из нас и ничего больше не добавил. Мы
успели проработать только несколько дней после его отъезда. Горохов уже
подбирал в нашу группу офицеров, некоторые были очень даже толковые ребята,
когда из министерства пришел приказ о нашем отстранении от оперативной работы.
Но на этот раз нами заинтересовалось управление собственной безопасности нашего
ведомства. И это было куда хуже, чем все следователи прокуратуры и ФСБ, вместе
взятые.
Из всей этой истории постепенно становится ясным один очень
парадоксальный факт. Самые ожесточенные схватки, самые непримиримые враги,
самые страшные преступления происходят во время гражданских войн, когда свои
убивают своих.
Вот так и у нас в милиции. Мы корпоративно не любим ни
контрразведчиков, ни прокуроров. Но когда за дело берутся псы из управления
собственной безопасности, это хана. Это самое страшное, что может быть. Там
сидят суки, которые знают про нас все. И даже немного больше. Поэтому если на
тебя вышли псы из этого управления, то можешь либо сразу стреляться, лишь
просто снимать погоны. Они все равно достанут тебя, как бы ты от них ни прятался.
Но мы-то знали, что ни в чем не виноваты. И хотя нас можно
было обвинить в целой куче грехов, мы все-таки еще надеялись на объективное
разбирательство.
И тем не менее нас опять отстранили от работы и приказали
явиться в понедельник к десяти часам утра в управление к какому-то Тарасову.
Вечером в субботу мы собрались в нашем любимом баре у Славы. Вообще-то, у бара
было свое название, но все называли его баром «У Славы». Барменом там работал
невероятно толстый и невероятно благодушный Слава, которого знал весь город. Он
никогда не хитрил, никогда не подсовывал нам третьесортное пиво, никогда не
баловался пенкой. Он был настоящий бармен и соответственно запрашивал за свои
услуги всегда немного больше, чем в других барах. За профессионализм. И все с
удовольствием ему платили.
В этот вечер пиво у него было особенное. У него вообще
всегда хорошее пиво. Только не зарубежное, не эта баночная гадость, а настоящее
бочковое пиво, которое нужно пить с хорошей рыбкой или с соленым горохом. Я еще
десятиклассником был, когда мы бегали в пивную, и я там пробовал пиво с
горохом. В общем, собрались мы вчетвером и опять обсуждаем нашу хреновую
ситуацию.
— Я, наверно, уйду из милиции, — сообщил вдруг
Маслаков, — ребята зовут в охранное агентство. Там зарплата в десять раз больше,
да и работы поменьше. А здесь рискуешь собственной шкурой, и тебя еще обвиняют
непонятно в чем.
— Никто нас не обвиняет, — рассудительно заметил
Аракелов. Он вообще рассудительный парень, но иногда бывает слишком
нетерпелив, — просто хотят разобраться, что с ребятами случилось. Вы ведь
сами говорили, что разбираться все равно нужно. Баркова убили, а кто это
сделал? Кто такую подставу придумал для наших ребят? Может, в управлении
разберутся.
— Шиш тебе разберутся, — ответил я ему злым
голосом, — пока разбираться будут, нас еще сто раз с работы выгонят и еще
сто раз какое-нибудь дело пришьют. Нельзя верить этим охотникам из управления
безопасности. Они натренированы только на охоту.
— Разберутся, — махнул рукой, соглашаясь со мной,
Маслаков, — ничего они не разберутся. Формально дело об убийстве Дятлова
еще не закрыто. Значит, будут копать до конца, пока не найдут убийцу. А его все
равно не найдут. Значит, обвинят кого-нибудь из нас. Уходить надо, ребята, пока
не поздно. Ну их всех к черту.
Сергей Хонинов молчал. После смерти Звягинцева и Зуева он у
нас за командира. Он всегда молчит. Не любит вообще разговаривать. Может,
потому, что он немного заикается. Или потому, что единственный из нас может в
любой момент уйти, оставив службу. У него такие ранения были в армии, что его в
любой момент списать можно. Но он точно никуда и никогда не уйдет. Он полтора
года добивался права работать на оперативной работе. Михалыч, наш бывший
командир, подполковник Звягинцев за него у самого Панкратова просил. Сергей
молча пил пиво и слушал наш разговор, как будто он не имел никакого отношения
ни этим беседам, ни к нашим спорам.
Потом, чуть заикаясь, выговорил:
— Нам самим с этим делом еще ничего не ясно.
Вот за что я его люблю, так это за четкую постановку
вопроса. Он бывший военный, а у них мозги так устроены, что прежде всего нужно
ставить четкую задачу, чтобы подчиненные поняли. У нас в милиции больше
экзотики. И больше импровизации. У военных больше порядка и больше четкости в
выполняемых действиях. Вот так одной фразой Хонинов сразу перевел наш разговор
из разряда пивных баек на конкретную тему.
— Что тебе неясно? — вскинулся Аракелов. —
Может, ты думаешь, кто-то из нас Дятлова задушил и все эти подлянки устроил?
— Не думаю, — невозмутимо отозвался
Хонинов, — просто мы два месяца глупо себя ведем. Нам самим нужно было
работать, а не ждать, пока прокуроры и следователи во всем разберутся.
— Ты же помнишь, что нам сказал Краюхин, — встрял
Маслаков, — он просил не высовываться. Да и Баркова этого давно убили.
Чего мы будем копаться, если за нас все равно отомстили?
— Это еще неизвестно, — почему-то мрачно заметил
я, и все уставились на меня. Я попытался сделать вид, что ничего особенного не
сказал. Но все трое смотрели на меня, и я понял, что должен еще что-нибудь
добавить.
