Прежде всего, для Франции «Эльзас-Лотарингия» стала национальной паранойей. Французы поставили своей целью вернуть эти территории «любой ценой и невзирая ни на какие риски и жертвы». Их дипломатия утратила всякую гибкость, внутренняя политика стала носить откровенно милитаристский характер, что вылилось в целую серию громких скандалов – от заговора Буланже до дела Дрейфуса.
Социальная нестабильность во Франции конца XIX столетия была настолько велика, что сплошь и рядом значимыми политическими фигурами становились люди, совершенно к этому не готовые, не ожидающие и не желающие этого. Тот же Жорж Буланже к началу Франко-прусской войны командовал батальоном, и его политический кругозор вполне соответствовал этой должности. Во время войны он храбро, но безуспешно защищал Париж, потом южные крепости. В условиях общего развала страны и армии произведен в полковники, начинает проектировать ряд военных реформ, назревших и вполне очевидных. В 1886 году становится военным министром и проводит ряд нововведений, продиктованных здравым смыслом профессионального военного: оптимизация мобилизационного расписания, принятие на вооружение винтовки Лебеля и снарядов с мелинитом и т. д. Эти простые и разумные меры обеспечили ему популярность в армии и поддержку солдат, в результате Буланже, не понимая этого, вдруг стал политической силой. Вокруг него образовалась странная политическая партия, включающая вначале крайне левых, «демократов», а затем монархистов. Буланже слывет другом либералов, которые всячески агитируют за него. Одновременно он ведет переговоры с графом Парижским и обсуждает восстановление во Франции монархии. Буланже настолько не разбирается в политике, что, похоже, не понимает разницы между ультрадемократическим и монархическим переворотом! Кстати, необходимости переворота он тоже не понимает, очевидно, полагая, что все случится само собой, без каких-либо действий с его стороны…
Буланже назначают командующим 13-м армейским корпусом, но вскоре увольняют с военной службы за «самовольные отлучки». Этим «отлучкам» все придают политический характер и совершенно напрасно – в действительности Буланже нарушал дисциплину и ставил под удар свою карьеру ради любви к женщине.
Отставка лишь увеличила популярность Буланже, сразу же избранного депутатом парламента, и вновь муссируются слухи, что он призовет верную ему армию и совершит государственный переворот – не то правый, не то левый, не то еще какой-нибудь…
Правительство принимает решение о его аресте. Улик против него не было, и обвинение, надо полагать, развалилось бы в суде, поскольку патриот и француз Ж. Буланже сильно отличался в глазах общества Третьей Республики от еврея А. Дрейфуса, и никакой суд не рискнул бы вынести уж совсем юридически неправомочный приговор. После снятия обвинений, по всей видимости, депутат Буланже вновь стал бы военным министром… но его возлюбленная Маргерит Боннеман тяжело заболела, и Буланже, переодетый, бежал в Брюссель, о чем его «партии» (правая и левая) с удивлением узнали постфактум.
Маргерит умерла в июле, а 30 сентября Буланже покончил с собой на ее могиле. Как справедливо заметил Ж. Клемансо: «Здесь покоится генерал Ж. Буланже, который умер, так же, как и жил – младшим лейтенантом».
Альфред Дрейфус, к концу жизни дослужившийся до подполковника и кавалера ордена Почетного легиона, остался, по словам того же Клемансо, «единственным человеком во Франции, который не понял дела Дрейфуса».
Дрейфус закончил Военную, затем Высшую Политехническую школу, служил в артиллерии, в 1893 году был причислен к Генеральному штабу, где не снискал большой любви начальства и сослуживцев, поскольку, во-первых, отличался сухим и склочным характером, не соответствующим корпоративным традициям блестящих офицеров французского Генштаба, а, во-вторых, был эльзасским евреем.
В следующем году Дрейфуса обвинили в передаче военных секретов «потенциальным врагам Франции». Тогда обнаружилось, что германскому консулу в Париже был направлен ряд бумаг, содержащих секретные сведения. Разразился очень серьезный скандал, хотя действительное значение переданных документов, по-видимому, было крайне незначительно. В накаленной политической атмосфере Франции того периода требовалось быстро найти виновного, и выбор чинов Военного министерства пал на Дрейфуса. В их оправдание нужно отметить, что на виновности Дрейфуса категорически настаивал А. Бертильон, изобретатель системы опознания преступников по антропометрическим данным. А. Бертильон не был экспертом-почерковедом и ради дела Дрейфуса разработал собственный метод экспертизы, оригинальный и красивый, основанный практически на той же самой антропометрии, которая принесла А. Бертильону заслуженную славу.
Увы, Бертильон был отличным теоретиком и никаким практиком, а о теории ошибок измерения он, вероятно, никогда ничего не слышал, хотя был сыном и внуком статистиков-демографов. Как справедливо указывается в источниках, «в школе он не блистал».
Зато Бертильон, что для теоретика редкость, умел говорить с военными на их языке. В итоге он не только сам поверил в виновность Дрейфуса, но и убедил в этом чинов Военного министерства.
Совершенно не случайно умный и ироничный А. Конан Дойл включает в «Собаку Баскервилей» следующий диалог:
«– … Считаю вас вторым по величине европейским экспертом…
– Вот как, сэр! Разрешите полюбопытствовать, кто имеет честь быть первым? – довольно резким тоном спросил Холмс.
– Труды господина Бертильона внушают большое уважение людям с научным складом мышления.
– Тогда почему бы вам не обратиться к нему?
– Я говорил, сэр, о «научном складе мышления», но как практик вы не знаете себе равных – это признано всеми».
А. Бертильон до конца своих дней отказывался признать ошибку, сделанную им в экспертизе по «делу Дрейфуса», потому вышел в отставку без «положенного» ордена Почетного легиона.
Военное министерство поверило в виновность Дрейфуса сразу, однако для суда экспертизы Бертильона не хватило, и с согласия военного министра изготовили фальшивый документ, якобы записку германского посла с текстом «Эта каналья Д. (…)».
Дрефус был признан виновным в государственной измене, разжалован и приговорен к пожизненной ссылке в Кайенну, на Чертов остров.
К всеобщему удивлению, факсимиле ряда документов «дела Дрейфуса» быстро появилось в газетах, в результате почерковедческой экспертизой занялась едва ли не вся французская интеллигенция. Уже в 1896 году новый начальник разведывательного бюро Ж. Пикар указал военному министру, что идентифицировал почерк на документе как принадлежащий майору Эстерхази, ведущему широкий образ жизни и к тому же известному антифранцузскими и прогерманскими настроениями.
Политическая обстановка во Франции менее всего способствовала признанию Генеральным штабом своих ошибок. Пикара немедленно перевели в Тунис, но он успел обратиться к сенатору Шереру-Кетнеру, который выступил с интерпелляцией, отклоненной Военным министерством.
