Главным образом отмеченное выше обстоятельство и позволило Австро-Венгрии в 1914 г. «сохраниться» для своей союзницы Германии. Та не потеряла тогда своего основного стратегического партнера, хотя события в Галиции вели к такой утрате. Но сражения начального периода войны убедительно показали, что Берлин все же переоценил свои возможности на Русском фронте.
Несмотря на то что русское наступление 1-й и 2-й армий на Северо-Западном фронте в Восточной Пруссии оказалось неудачным, оно отвлекло немецкие части из Франции и тем самым удалось спасти Париж.
Вскоре русские, перегруппировав свои силы, предприняли 18–23 октября 1914 г. на Северо-Западном фронте новое наступление на Варшавском и Ивангородском направлениях. В результате 9-я германская армия была оттеснена к границам Силезии, а 1-я австро-венгерская армия – на линию Кельце – Сандомир. Однако оторванность наступавших русских войск от своих тыловых баз на 150–200 километров привела к резким перебоям в снабжении самым необходимым, заставила их прекратить дальнейшее продвижение вперед.
Начальник штаба германского главнокомандующего на Востоке генерал Эрих Людендорф (1865–1937) в своих опубликованных «Воспоминаниях» так оценивал сложившуюся ситуацию:
«27 числа был отдан приказ об отступлении, которое, можно сказать, уже висело в воздухе… Теперь оказалось, должно произойти то, чему помешало в конце сентября наше развертывание в Верхней Силезии и последовавшее за ним наступление: вторжение превосходных сил русских в Познань, Силезию и Моравию».
Однако русское командование не смогло использовать в должной степени все свои возможности. Все-таки 9-я германская армия ушла от разгрома.
В Лодзинской операции был эпизод, когда около двух немецких корпусов попались в «мешок», как это совсем недавно было с двумя корпусами 2-й русской армии генерала А.М. Самсонова в Восточной Пруссии. Каково было положение окруженных под Лодзью немцев, свидетельствуют следующие строки из воспоминаний Людендорфа:
«В Познани, вдали от поля сражения, мы узнали из русских радиограмм, с какими надеждами они оценивали положение; как они готовились к решительному удару; как они радовались мысли о пленении нескольких немецких корпусов. Были уже отданы приказания о сосредоточении подвижных составов для отвоза немецких пленных. Я не могу передать то, что я перечувствовал.
Что угрожало? Вопрос шел не только о пленении стольких храбрых солдат и торжестве неприятеля; вопрос шел о проигрыше кампании. После такого поражения оставалось только отвести 9-ю армию назад.
А каков был бы тогда конец 1914 года?»
Огромное преимущество немцев в постановке разведки давало им возможность в течение всей кампании 1914 г. знать намерения русского командования и точное положение его войск, отслеживать их перемещение, в том числе аэросъемкой местности и радиоперехватом военных депеш. Насыщенность европейской территории сетью шоссе и железных дорог в тылу позволяло им осуществлять оперативный маневр. Радиосводки русских, обычно незашифрованные, регулярно перехватывались противником до середины 1915 г. Ущерб для русской действующей армии на фронте от их перехвата был огромен.
Активные боевые действия закончились в конце ноября безрезультатно для обеих сторон. Русское командование не смогло осуществить глубокого вторжения на территорию Германии с угрозой непосредственного удара по Берлину. Германское командование, в свою очередь, не добилось окружения и уничтожения русских армий, то есть разгрома основной военной силы Российской империи на суше.
Отход войск Северо-Западного фронта по решению Ставки Верховного главнокомандующего заставил прекратить успешно продолжавшееся наступление Юго-Западного фронта. В декабре армии этого фронта удачно сражались, как мы отмечали выше, на Карпатско-Галицийском театре военных действий, но в 20-х числах пошел снег, начались морозы, и военные действия замерли. С началом зимы левофланговые армии фронта втянулись в занесенные снегом Карпатские горы, где в тяжелых боях подорвали свои силы и израсходовали и без того ограниченные запасы боеприпасов.
Историк-белоэмигрант генерал Николай Николаевич Головин (1875–1944) написал позднее исследовательскую работу «Военные усилия России в мировой войне» (Париж, 1939), где дал следующую, хотя и не беспристрастную, но верную оценку кампании 1914 года на Русском фронте:
«Таким образом, действия русских армий в конце 1914 г. руководствовались той же резко и со страшнейшим напряжением проводимой идеей выручать наших союзников. Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич со свойственным ему рыцарством решает стратегические задачи, выпадающие на русский фронт не с узкой точки зрения национальной выгоды, а с широкой, общесоюзнической точки зрения. Но эта жертвенная роль обходится России очень дорого. Русская армия теряет убитыми и ранеными около 1 000 000 людей, и что делает особо чувствительными эти потери – это то, что они почти всецело выпадают на долю кадрового состава армии…
В отношении потерянных нами и занятых нами территорий, кампания 1914 г. на русском театре дает несравненно благоприятную картину, нежели та, которую мы видим у наших союзников на французском театре… Хотя мы и потеряли небольшую часть Польши на левом берегу Вислы, но мы и не собирались удерживать ее по плану войны; зато мы овладели Галицией и в Восточной Пруссии вновь подошли с востока к Мазурским озерам. В итоге начертание нашего фронта улучшилось по сравнению с исходным положением в 1914 году…
Германия, строившая весь свой успех войны на быстром поражении поочередно Франции и России, оказалась не в силах разбить ни ту ни другую; германский Генеральный штаб был сбит с той позиции, на которой он базировал свою военную мысль в течение долгих годов, и как следствие этого, утратил твердую идею плана войны, начав колебаться между западом и востоком. Это сделалось типичной особенностью последующего периода войны, когда вместо одного главного германского фронта против французов… получилось два – французский и русский. И этот важнейший в стратегическом отношении результат является следствием действий на русском фронте.
К сожалению, союзники не отплачивали полноценной монетой за помощь, оказанную им Россией. Нужды последней не учитывались с такой же полнотой. Первое проявление такого отношения можно увидеть в том, как в Средиземном море союзные флоты пропускают два сильных германских бронированных крейсера, «Гебен» и «Бреслау», в Мраморное море. Этот пропуск имеет своим прямым следствием вступление Турции в ряды врагов России, что и состоялось в начале ноября 1914 г. Объявление войны Турцией отвлекало часть русской вооруженной силы на Кавказский фронт, но это было еще ничтожное последствие по сравнению с другим: выступление Турции закрывало доступ в Черное море, а это, как мы уже указывали выше, было равносильно блокаде; здесь была ахиллесова пята русского колосса. Эта блокада являлась для России особенно чувствительной с начала кампании 1915 г., так как Русская армия израсходовала в своем жертвенном порыве большую часть своих огнестрельных припасов»
[210].
